Современная нидерландская новелла

До X. было недалеко. Раньше мы там жили. Паултье и Генриетта родились в этом городе. Год назад городской отдел культуры сэкономил немного денег, и муниципальный советник предложил употребить эту сумму не на поддержку молодых дарований, а на то, чтобы увековечить память всемирно известного земляка, который почти мальчиком погиб километрах в сорока от X. Нельзя сказать, чтобы отцы города были в восторге от картин Паултье, но им приходилось учитывать интересы туристов, специально приезжавших в X., где родился и вырос наш братишка.

Я поглядывал в зеркальце на тех, кто сидел сзади. Мама и папа погрузились в воспоминания. Их как-то внезапно и грубо вернули в прошлое, а вечером им предстояло пережить все заново у телевизора, ведь наши старики не пропускали ни одной передачи. А как отнесется к этому моя сестра? У нас сохранились фотографии Паултье — за руку с мамой он прогуливается по лужайке. Статные деревья, ухоженные садики, затененные листвой коттеджи — на все это устремлен пытливый взор мальчика; с ним рядом сестренка, ровно на одиннадцать месяцев моложе его, везет в колясочке свою куклу. Пройдет совсем немного времени, у него откроют талант, и он вмиг станет знаменитостью.

Вот уже пять лет, как Паултье нет в живых. Смерть еще больше сгустила таинственный мрак, окутывавший его личность, — так, во всяком случае, писалось в некрологах. Ну а я всегда считал Паултье прежде всего баловнем судьбы. Ценители искусства, однако, наперебой именовали его гениальным, хотя и непонятным художником. По-моему, он просто попал в струю, а его чертовская талантливость только помогла ему преуспеть. Зачастую сознание собственной исключительности губит талант. В иных случаях эта исключительность вызывает слепое поклонение, и никому не дано знать, попадет ли он в число избранников, как бы он ни старался приблизить этот час. Все, что создавал Паултье, было сенсацией. Впрочем, он и сам по себе был бы сенсацией, даже если б ничего не создавал. Сегодня утром, когда я одевался и размышлял об этом, я вдруг мысленно увидел его и сестру. Было это в ноябре, в николин день, дул пронизывающий, холодный ветер. Они держались за руки и стояли впереди других ребятишек, ожидавших раздачи гостинцев. Один из Черных Питов[39], судя по всему, был растроган видом этой парочки. Паултье и Генриетте он дал по пригоршне лакомств, тогда как другие дети так и остались с пустыми руками. Этот Черный Пит был первым среди тех, кто от всего сердца осыпал брата и сестру своими щедротами. И Паултье повторил его порыв: бросил через голову в толпу детей полученные гостинцы. Как четко обозначилось в эту минуту его будущее; позднее журналисты цепенели от изумления, когда стоявшая рядом с Паултье Генриетта направо и налево раздавала лакомства. В ту пору они, неразлучные, носились по всему свету. Продолжалось это очень недолго. Того, кто готов был с радостью встретить Паултье в чужих краях, пленяло его умение быть более чем удивительным гостем. Вот молодой художник в зале ожидания аэропорта. Неужели эта поразительно красивая девушка — его сестра? Очаровательная принцесса и ее шут. Иной раз встречавших смущало его паясничанье. Но чаще всего они были в восторге, что мой братишка среди них.

— Как поживаешь, сынок? — спросил сидевший сзади отец. — Мы теперь редко вас видим.

— И в доме стало так тихо, — добавила мама.

Я ответил, что все в порядке, лучше и быть не может, я вполне удовлетворен и своей университетской карьерой, и домом, который прекрасно обставил на свою долю наследства Паултье.

— За него не беспокойся, папа, — сказала Генриетта. — С сыновьями вам повезло.

Отец одобрительно хмыкнул. Он был рад, что не надо вести утомительных разговоров. В своей жизни он немало потрудился, работая старшим инспектором Государственного податного управления. Теперь, на пенсии, он трудился в своем садике. О картинах Паултье отец всегда был невысокого мнения. Иное дело мама. Стоило ей увидеть в газетах заметку о творчестве Паултье, она тотчас с легкой дрожью в голосе читала ее папе вслух. Отец мой был классическим образцом отца, который желал добра своим чадам. Правда, он смотрел на жизнь со своей колокольни и ценил только ту работу, какой сам хотел служить на благо отечеству.