Современная норвежская новелла

— Ну и какая разница?

— Нет. Это все-таки не то.

— Чего-то не замечал.

— Так там ведь они это по обязанности.

— Ясно. Это ж их работа.

— Ну вот. Значит, для них — просто так.

— А тебе-то не все равно? Главное, чтобы знали свое дело и ты получил бы все, что полагается, за свои денежки. А если ты будешь искать такую, для которой это не «просто так», то и попадешь в такой переплет, что… Потому что нарвешься в конце концов на такую, которая решит, чтобы оно и вправду не просто так было, и тут ты у нее попляшешь. Нет уж, спасибо. По-моему, так лучше заплатить, сколько положено, и тогда уже никому не надо раздумывать — просто так оно или не просто так.

— Эти, поди, и денег-то не возьмут.

— Ага. Так прямо они не возьмут, зато любят, чтобы ты денежками швырялся, в кино бы их сводил, в ресторан, а ты при этом и знать не будешь — получишь ли за это что-нибудь или нет. Я тебе одно скажу: с этими девчонками надо быть начеку, они только и смотрят, как бы тебя на крючок подцепить. Им бы только детей нарожать, замуж выскочить, а там ей каждую получку от тебя денежки пойдут. Вот ты и влип. Тогда и думай — просто так оно или не просто так.

— Ну нет уж! С какой это стати! Конечно, надо быть начеку. Не потому чтобы… Детишки — это даже здорово, когда поженишься, в том смысле, если поженишься с той, которую сам выберешь.

— Здорово, по-твоему? Кому, по-твоему, от детишек веселье? Детишек наживают оттого, что люди, как поженятся, так сразу забывают про осторожность. Тогда уж все как будто позволено, ну вот они и думают, что теперь у них все не так пойдет. Ан нет! Детишки все равно и тут появятся, как ни вертись.

— Ну а как же другие? Сколько людей для того и женятся, чтобы детишки были.

— Ну, для этого и жениться не обязательно. Мало ли холостяков, которые, как дурачки, влипли.

— А я вот знаю одного, которому очень хотелось детишек, а у них никак не получалось, так они чужих себе взяли, двоих сразу.

— Ну значит, он был не моряк.

— Моряки тоже детишек любят. Не видал разве мальчишку помощника? Когда он приходил на танкер, как с ним все носились, зазывали к себе! А как ему плотник улыбался, когда он уходил.

— Тоже мне! Плотник! Он же…

— Слушай, ты тогда про него что-то такое сказал. Что это слово значит?

— Я сказал, что он импотент, а это значит, что он не может ничего.

— Господи, да он же самый дельный человек у нас на танкере!

— Я не про то. Это значит, что он с бабами ничего не может.

— А ты почем знаешь?

— Его жена сказала.

— Так чего ж она — сама такая молодая, а вышла за старого, который уже ничего не может.

— А он был старый холостяк, деньжат прикопил порядком. Ей-то теперь что! Деньги есть, отдыхай себе, знай только бери, когда надо.

— И она так тебе сама и сказала, что он — это самое…

— Да нет, сказала одному парню. Он спал с ней, когда она в Роттердаме на танкер приходила.

— Да ты спятил…

— Я-то нет, а вот плотник — да, раз так влип.

— Фу ты, пропасть!

— Вот-вот. Так-то и бывает, когда оно «не просто так».

— Ну а как же такие, как мы с тобой? Ведь когда постарше будем, неплохо, чтобы детишки были. Свои, конечно.

— Ну ладно, хватит тебе, а то заладил про семью проповедовать. Ну на кой черт нам все это, если вдруг придется плавать на востоке и годами домой не попадешь? Тогда только и шли переводы, да писем жди, да волнуйся, почему их нет. Я-то уж, пока плавал, насмотрелся, сколько из-за этого бывает всяких гадостей. Твое здоровье, парнишка.

Старший матрос задумался, с трудом соображая, что бы сказать забавное:

— Эх ты, ложка нефти! Ха-ха!

Внизу на дороге, как раз под ними, остановилась легковая машина, две парочки в ней принялись целоваться и обниматься. Младший матрос вытянул шею, чтобы получше видеть.

— Нет, ты только погляди! Ну и бесстыжие!

Старший не отвечал. Он, не двигаясь, смотрел на автомобиль, потом отпил три глотка из горлышка, при этом немного пролилось на землю. Еще некоторое время он смотрел.

— Небось они и не знают, кто тут сидит, — промолвил он наконец.

— Им нас не видно.

— Так пускай посмотрят получше.

Голос его стал вдруг громким и хриплым:

— Это ведь мы здесь сидим. Слышите вы там, окаянные! — Он никак не мог найти нужного слова. — Окаянные! Это мы тут сидим. Слышите! — Он теперь орал, грозя тем, в машине, кулаком.

— Ну, будет тебе, будет. Они же нас не трогают.

— Ах, не трогают? Что ты в этом понимаешь! — И снова заорал: — Слышите вы там, окаянные! Тут мы сидим! Мы нефть возим!..

Голос у него сорвался.

— Послушай, ты же сам говорил…

— А ты плюнь, что я говорил. Эти, в машине, только катаются, а теперь вон расселись и… А тут мы сидим, мы нефть возим… А они не знают ничего, черти окаянные… Ездят тут… Катаются себе… А тут мы сидим… Мы нефть возим… Ну уж я им покажу, окаянным…

Он схватил бутылку за горлышко, завертел ею над головой — быстрее, быстрее — и вдруг, сам не зная как, выпустил, и бутылка полетела прямо в переднее боковое стекло машины и раздробила его в мелкую стеклянную крошку.

— Да что же ты, несчастный…

С двух сторон распахнулись дверцы машины, и два молодых человека бегом помчались на холм, где сидели приятели.