— Вы шутите?
— Нисколько. Дело в том, что на полках подлинный старинный фарфор, а это — подделка! Когда покупаете фарфор, советую глядеть не только на внешний вид, но и постучать легонько, прислушаться к звучанию, ощупать дно. — Взяв с прилавка вазу, Ma Ци стал демонстрировать ее иностранцу, столько всего говорил, что окончательно запутал того. В конце концов Ma Ци велел завернуть чашки и протянул их немцу:
— Позвольте преподнести вам на память. Жаль, конечно, что вы ничего у меня не купили, но мы останемся друзьями, а это самое главное.
Немец взял чашки и дома тщательно рассмотрел их со всех сторон — теперь он хорошо знал, что такое «поддельный фарфор». Поэтому, когда в гостинице Нау достал из саквояжа свой фарфор, иностранец усмехнулся, он сразу увидел, что фарфор «не настоящий». Точно такие чашки ему подарил Ma Ци. Однако из вежливости он все же спросил о цене, — ему назвали огромную цифру. «Нет», — решительно произнес немец по-английски и удалился. Довольный своей прозорливостью и тонким вкусом, немец скупил у Ma Ци все его побрякушки и укатил на родину, будучи в полном восторге от своей коллекции «китайского фарфора».
Затея друзей провалилась, а Со Седьмой заявил, что виной всему нерасторопность Нау. Со потребовал назад свои деньги и отказался платить за гостиницу. Нау опять заложил одежду и бежал под крылышко госпожи Цзы Юнь.
Спустя некоторое время Ma Ци купил за полцены чашки Со Седьмого, а когда в доме Со спохватились, было уже поздно — фарфор за огромную сумму уплыл к тяньцзиньским агентам экспортной торговли.
Цзы Юнь всегда благоговела перед господами. Переезд Нау восприняла как великую честь для себя. Не удивительно, что она дрожала над ним, словно над яйцом феникса, и Нау, скитавшийся раньше по чужим углам, перед «бывшей наложницей» не преминул распушить крылышки. Как говорится, «пусть осел сдох, зато повозка цела» — свои барские замашки он сохранил и в нищете. Испечет Цзы Юнь лепешки покрупнее — не желает есть, соленья порежет не достаточно мелко — они, видите ли, ему в горло не лезут.
Госпожа Юнь выкупила всю заложенную Нау одежду. Теперь, как в былые годы, он щегольски менял ее трижды в день. Два раза не надевал, бросал в стирку. Если увидит морщинку, злится, хмурит брови:
— Это что, корова жевала? Не надену!
Цзы Юнь трудилась не покладая рук с утра до вечера.
Доктор Го переселился в заднюю комнату, он едва терпел присутствие Нау и старался встречаться с ним как можно реже. Но однажды все же заговорил с ним:
— Вот что, молодой человек, сам знаешь, мы уже старики, считай, одной ногой в могиле, а тебе еще жить да жить, пора тебе подумать о будущем. Теперь у тебя нет «железной чашки риса» — императорского жалованья. Нечего ждать манны небесной. Если хочешь, обучу тебя своему ремеслу. Правда, врачевание не больно прибыльное дело, но на пропитание всегда можно заработать. Хватит строить из себя барчука, пора взяться за ум!
Нау поморщился:
— Ох, стоит мне увидеть «Рифмованные рецепты» или «Трактат о лекарствах» — голова начинает трещать, нет ли чего попроще? Скажем, народные средства или какие-нибудь там заклинания?
— Творить заклинаний я не умею, а народную медицину знаю, чем бы ты хотел заняться?
— Абортами. Говорят, барышни из знатных семей, попав в затруднительное положение, готовы за аборт сотню отвалить!
Доктора чуть удар не хватил; в те годы еще не возникла проблема сокращения рождаемости, аборт считался преступлением. С тех пор доктор Го больше не заговаривал с Нау.
Нау у Цзы Юнь не прожил и месяца, хотя ни в чем не знал нужды, томила скука и однообразие. Поэтому, получив выкупленное платье, он сразу отправился с визитами к родственникам и знакомым в поисках какого-нибудь заработка. Нау повезло, через Со Седьмого ему удалось познакомиться с редактором журнала «Левкои» Ma Сэнем. Нау взяли корреспондентом, узнав, что он умеет фотографировать и для него открыты врата Грушевого сада — мир актеров и сказителей.
Журнал печатал рекламные объявления, театральные рецензии, закулисные новости, романы о рыцарях и любовниках, сенсационные сообщения и всевозможные сплетни.
Ma Сэнь и его заместитель Тао Чжи являли собой полную противоположность друг другу. Ma Сэнь носил европейский костюм и ботинки, а Тао Чжи — синий холщовый халат. Ma Сэнь брился три раза в день и через два дня завивался, Тао Чжи вообще не брился, носил длинные волосы, откидывая их за уши, и усы. Редакция располагалась на Угольной улице. В комнате стояли два стола и несколько стульев, на полу валялись груды газет и журналов. Нау пригласили в закусочную на Дверной улице, где за порцией жаркого из бараньей требухи сказали, что жалованья и больших гонораров получать он не будет, а транспортные расходы пусть берет на себя. Но зато он приобретет значок корреспондента и полную свободу действий.
Слушая их, Нау думал: «Издеваются или за дурака меня принимают?»