Современная новелла Китая

— Помню, послали меня как-то раз в Монголию, обратно я вез богатые подарки от тамошнего князя. Тогда мне довелось побывать в гостях у твоего деда, он даже вина мне поднес. Великолепие его дома меня ослепило. Я подумал, сановники купаются в роскоши, швыряют горстями золото, транжирят богатства, совсем не думая о будущем своих детей. А те растут изнеженными и не приспособленными к жизни. Вот и тебе, наверное, сейчас нелегко. Видишь, приходится ловчить и изворачиваться, чтобы хоть как-то прокормиться.

Нау, густо покраснев, кивал, не говоря ни слова.

— Но ведь ты молод, знаешь грамоту, тебе надо обучиться какому-нибудь ремеслу. Разве плохо самому зарабатывать на жизнь? Гораздо лучше, чем быть богатым бездельником, получившим в наследство кучу денег. Того, кто трудится, всегда уважают.

— Господин У, я очень ценю ваши советы. Отец мой умер рано, некому поучить уму-разуму, — заискивающе произнес Нау.

У Верному показалось, что он говорит искренне.

— Знаешь, живу я недалеко от алтаря Древнего Земледельца, у меня есть станок для витья соломенных веревок. Если тебе совсем туго придется, приходи, возьму в помощники, мне нужен грамотный человек.

Нау покоробило от этих слов. Вить веревки? За кого старик принимает его, потомка благородных мужей! Но высказать свое возмущение он, разумеется, не решился.

— Спасибо, пока кое-как перебиваюсь, если станет совсем худо, с удовольствием приму ваше предложение.

Теперь У Верный почувствовал, что Нау кривит душой, и не стал больше об этом говорить. Он рассказал, что боксеры, возмущенные «Башней Ветра», хотели разгромить редакцию «Левкоев», но У Верный остановил их, решив сначала переговорить с Нау. Теперь дело можно считать улаженным, пусть Нау ничего не боится, здесь его слово — закон.

Нау рассыпался в благодарностях и, поминутно кланяясь, уже хотел выскользнуть из комнаты. Однако У Верный его задержал:

— Погоди-ка. Раз пришел, погляди на наше мастерство. Увы, искусство борьбы приходит в упадок, в этом сказывается общий развал и застой в стране. Хорошо еще, остались продолжатели традиций разных школ. Надо их поддержать, написал бы о них статейку. Сейчас покажем тебе кое-какие штуки. Эй, Лао Сань!

— Я здесь! — рявкнул кто-то из-за перегородки.

— Неси лампы!

У Верный поднялся и потуже затянул жесткий ремень. Двое дюжих парней внесли в комнату стул, служанка принесла три лампы. Увидя Нау, парни стали ухмыляться и подмигивать друг другу. Нау помертвел от страха.

— Не бойся, — успокоил его У Верный, — это мои ученики, они собирались поколотить тебя, но дело улажено. Теперь мы друзья!

Подошло еще несколько человек, в комнате стало тесно. На столе поставили в ряд три лампы. Это были лампы Священного зерна, привезенные из провинции Шаньси. На бронзовой подставке плафон из тонкого стекла, напоминающий круглую булочку со срезанным верхом. Чтобы погасить лампу, надо дунуть в отверстие сверху.

У Верный отошел от стола шагов на пять и принял позу наездника — широко расставив ноги и слегка согнув колени. Затем он сделал глубокий вдох, так, чтобы под широким ремнем выпятился живот, и, качнув плечами, резко выдохнул. Язычки пламени заколебались и стали гаснуть один за другим.

«Браво!» — закричали все в один голос.

У Верный поклонился, сложив руки.

— Прошу прощения, я в последнее время совсем сдал, силы уже не те.

Нау, обливаясь холодным потом, на подгибающихся ногах выбрался наконец на улицу. Вернувшись в редакцию, он рассказал, что был на волосок от смерти. Ma Сэнь и Тао Чжи, довольные тем, что все обошлось, повели его в ресторан «Озеро Изобилия». За чаркой вина Ma Сэнь уверил еще не совсем пришедшего в себя Нау, что такой знаменитости, как он, не пристало работать в «Левкоях» — феникс не садится на низкое дерево! Ma Сэнь забрал у него эмалевый значок корреспондента и вернул «Башню Ветра».

8

Работая корреспондентом, Нау снимал в западной части города квартирку, о существовании Цзы Юнь он просто забыл. Теперь, когда за квартиру платить стало нечем, он вспомнил о ней. Купив коробку сластей, решил порадовать госпожу и отправился к ней. Оказалось, за это время произошли печальные события. Умер старый доктор, в доме повеяло пустотой и одиночеством. Цзы Юнь пришлось подрабатывать стиркой, за этим занятием Нау ее и застал — она стояла, склонившись над тазом с мыльной водой. Увидев Нау, Цзы Юнь заплакала:

— Почему ты ушел? Я, видно, не угодила тебе, плохо ухаживала, не кормила досыта, — всхлипывая, говорила она. — Как это жестоко, уйти и не показываться так долго! Ведь у меня один ты, никого больше нет! Из семьи Нау остались только мы двое. Это прежде, до того, как мы обеднели, к воротам без конца прибывали коляски и паланкины. А теперь мы никому не нужны!

Нау стоял сконфуженный.

— Простите меня, госпожа.

Цзы Юнь зарыдала еще громче:

— О, не надрывай мне сердце! Не уходи! Мне так тяжело и одиноко одной. Я буду стирать и шить, как-нибудь прокормлю тебя. Придет время — женишься, и я буду нянчить твоих детей. Только не презирай меня, не бросай. Ради тебя я все вынесу, все стерплю!