Современная польская повесть: 70-е годы

— Успокойся, Теодор, — повторил Барыцкий.

То, что случилось столько лет назад, все еще обязывает. На секунду ожило воспоминание: Качоровский вытаскивает его из башни горящего танка, потом сам, тоже раненый, выносит в тыл, на перевязочный пункт. За давностью лет картина лишена динамизма, красок, утратила драматизм. Старая выцветшая фотография. Даже меньше, уже почти логическая схема: он мне спас жизнь, я перед ним в долгу. Бедняга, надо ему помочь.

— Хочу вернуться. Через два часа поезд, — простонал Качоровский.

— И что сделаешь?

— Если это правда… Пожалуй, пришибу своими руками.

Барыцкий встревожился, поскольку лицо друга исказила гримаса слепой ненависти.

— Не пришибешь, ибо, во-первых, нет смысла, — сказал он успокоительно, — а во-вторых, тебя к нему не допустят. Ведь он под арестом. Теперь выпей вот. — Барыцкий подал ему стакан коньяку. — Пей, говорю. И никуда не поедешь. Женщины в таких случаях поступают гораздо рассудительнее. Анеля умна. Завтра утром сам ей позвоню. А ты пей, черт побери!

И Качоровский выпил. Голова у него была слабая. Барыцкий налил ему второй стакан коньяку.

— Будем здоровы. Пей.

— Споить меня хочешь.

— Да. Будешь спать.

Качоровский осушил и второй стакан. Тяжело поднялся.

— Пойду, пожалуй.

— Никуда не пойдешь, — возразил Барыцкий. — Мне бы хотелось пару часов не терять тебя из виду. Ложись здесь, на диване. Ну, ложись, черт побери! Второй час. Я едва жив. И спи.

На следующий день Качоровский снова был молчалив и внешне спокоен. Барыцкий из своего кабинета на ярмарке звонил трижды, прежде чем поймал Анелю дома. Она бегала то в милицию, то в прокуратуру, голос у нее изменился, но разговаривала почти спокойно. Сообщила Барыцкому все подробности, которые он старательно записал, чтобы, едва найдется маленькое оконце между переговорами, заказать экстренный разговор с варшавской прокуратурой.

К сожалению, все подтвердилось. Мирек Качоровский был в банде подростков, которые избили, а потом изнасиловали нескольких женщин.

* * *

Ровно в шесть Барыцкий вышел из гостиницы, вдохнул бодрящий утренний воздух, глянул на небо — низкие, растрепанные тучи розовели на востоке. У подъезда теснились машины, которым не хватало места на стоянке, и среди них черный «хамбер». В нем сидели Плихоцкий и Малина Соллогуб. Возле открытого багажника дожидался Качоровский. Моросил теплый дождь.

— Паруха еще нет? — раздраженно спросил Барыцкий, садясь впереди, рядом с водителем. В зеркале заднего вида он заметил, что Плихоцкий переглянулся с Малиной.

— Доктор был первым, — сказала сияющая Малина, успевшая навести красоту. — Решил сбегать за сигаретами.

И рассмеялась.

— У нас хорошее настроение, — сказал Барыцкий, усаживаясь поудобнее.

— Я смеюсь потому, что выиграла пари у инженера Плихоцкого. Он утверждал, что ваши первые слова будут: «Мы должны поспеть в Варшаву к девяти». А я: «Доктора Паруха еще нет?» И выиграла.

— Мы должны поспеть в Варшаву к девяти, — сказал Барыцкий.

Из гостиницы выбежал доктор Парух с газетами под мышкой, обогнул группу шумных чужестранцев и слинявших девиц, которые уже не напоминали мотыльков. Он забавно семенил коротенькими ножками (в молодости мы называли его «коротышка, толстяк, огурчик» — вспомнил Барыцкий). Малина открыла дверцу машины, и на мгновенье розоватый, рассеянный отблеск утренней зари скользнул по ее великолепным волосам. Заспанный Парух извинился, усаживаясь за спиной Барыцкого рядом с Малиной Соллогуб, Плихоцкий подвинулся, и девушка очутилась теперь между двумя мужчинами. Машина тронулась.

— Ну, самое скверное позади, — сказал Парух и громко вздохнул.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Барыцкий.

— Начало путешествия в твоем обществе, — Парух захихикал. — Ты всегда бываешь невыносим и ворчишь.

— Люблю пунктуальность.

— Гроза растяп!

— Льстить мне с утра! — сказал Барыцкий чуточку горько, чуточку шутливо. Заодно еще раз присмотрелся к Малине. Она это заметила, конечно, заметила и выражение глаз Барыцкого. Окупились утренние косметические манипуляции. О господи, — подумала она, — кажется, я произвела на него впечатление. Определенно. Смахивает на бабника. Когда-то был дьявольски неотразимым мужчиной. Какое счастье, что он старше меня лет на пятнадцать, иначе могла бы потерять голову.

Качоровский опустил боковое стекло. Они пробирались через центр города. Салон наполнился воздухом, отравленным выхлопными газами и смрадом асфальта. Ехали по оживленному, спешащему на работу городу. На улицах преобладал рабочий народ, к вечеру в толпе прохожих уже не отличишь рабочего от продавца или служащего. Ветер гнал волнами мелкий дождик. Ритмично заработали «дворники» на ветровом стекле.

— Выспался? — спросил вполголоса Барыцкий.

— Да, — буркнул Качоровский.

Что-то в его голосе не понравилось Барыцкому. Он озабоченно присмотрелся к водителю: лицо усталое, под глазами синяки. Небрит, а такое редко случалось.

— Позавтракал?

— Да.