Современная русская литература - 1950-1990-е годы (Том 2, 1968-1990)

*356 Хотя, похоже, даже "Пирамида" - не последнее слово Леонова в философском прении с самим собой. На такое предположение наводят следующие факты. Как помнит читатель "Русского леса", профессор Грацианский многие годы сочинял "один очень такой фундаментальный труд", который при ближайшем рассмотрении оказался "самой полной научной подборкой материалов для монографии о самоубийстве", подборка эта сопровождалась рассуждениями самого Александра Яковлевича и его заключением: "Хотение смерти есть тоска бога о неудаче своего творения". Судя по этому содержанию, можно с определенной долей уверенности полагать, что в труде, который автор "Русского леса" приписывал Грацианскому, накапливалось нечто, предвещающее "Пирамиду". Но вот как аттестует повествователь профессорские размышления: "Также, в утешение уходящим, было там нечто и о конструкции космоса, о повторяемости миров, о каких-то кольцевидно вдетых друг в дружку сферах бытия, о содержащихся в ядрах атомов миллионах галактик и еще многое, доморощенное и с неприятным нравственным запашком, каким бывают пропитаны в смятении написанные завещания. . . " Разве не похожи эти аттестации на авторецензию на будущий роман? Если так, то это значит, что Леонов загодя ставил под сомнение те истины, в которых стал спустя четыре десятка лет убеждать читателей романа "Пирамида". Может быть, в этом и осуществилась победа глубочайшего диалогизма леоновского мышления над нормативностью всех и всяческих доктрин, навязываемых веком жестоких конфронтации и идейной нетерпимости?

*357 См. о них: Козлов Е. Неомифологизм в петербургской прозе девяностых // Звезда. - 2001.

*358 Серман И. 3. Гражданин двух миров // Звезда. - 1994. - No 3. - С. 189.

*359 Все цитаты из прозы Довлатова приводятся по изданию: Довлатов С. Coбp. прозы в 3 т. - СПб. , 1993.

*360 Генис А. Сад камней: Сергей Довлатов // Звезда. - 1997. - No 7. С. 235, 236; То же в кн. : А. Генис. Иван Петрович умер. - М. , 1999. - С. 55.

*360 С этим отношением к абсурду связана и такая важнейшая черта довлатовской эстетики, как "метафизика ошибки", по точному определению А. Гениса. Довлатовская любовь к ошибкам, неудачам и неудачникам, всякого рода провалам, разгильдяйству, лени, пьянству мотивирована философски: "У Довлатова ошибка окружена ореолом истинности. Ошибка - след жизни в литературе. Она соединяет вымысел с реальностью, как частное с целым.

Ошибка приносит ветер свободы в зону, огороженную повествовательной логикой. Мир без ошибок - опасная, как всякая утопия, тоталитарная фантазия. Исправляя, мы улучшаем. Улучшая - разрушаем.

Недостаток - моральный, физический - играл роль ошибки, без которой человек как персонаж судьбы и природы выходил ненастоящим, фальшивым. Несовершенство венчало личность. Ошибка делала ее годной для сюжета. <...> Как раз жизненный провал и превращает отрицательных персонажей [Довлатова] если не в положительных, то в терпимых. Аура неуспеха мирит автора с всеми" (Генис А. Довлатов и окрестности. - М. , 1999. - С. 58, 59).

*361 Крайне уместным здесь представляется наблюдение Виктора Кривулина: Довлатов "создал собственный жанр, в пределах которого анекдот, забавный случай, нелепость в конце концов прочитываются как лирический текст и остаются в памяти, как в стихотворении - дословно. Перед нами не что иное как жанр возвышающего романтического анекдота. Жанр парадоксальный, не могущий существовать - но существующий" (Кривулин В. Поэзия и анекдот // Звезда. - 1994. - No3. - С. 123).

*361 Simmons Katy. Plays for the Period of Stagnation: Liudmila Petrushevskaya and the Theatre of Absurd. Birmingham Slavonic Monographs. No. 21. - Birmingham, 1992. См. также: Kolesnikoff Nina. The Absurd in Liudmila Petrushevskaja s Plays // Russian Literature. - XLIII (1998). - P. 469-480.

*362 Simmons Katy. Op. cit. - C. 12.

*363 Туровская М. Памяти текущего мгновенья. - М. , 1987. - С. 198, 199.

*364 Тименчик Р. "Ты - что?", или Введение в театр Петрушевской // Петрушевская Л. Три девушки в голубом. - М. , 1989. - С. 397.

*365 Туровская М. Памяти текущего мгновенья. - С. 131.

*366 Мифологизм поэтики Петрушевской проявляется и в том, какие черты приобретают в ее прозе пространство и время. Как показала Джозефина Волл, у Петрушевской пространство разбито на замкнутые локусы-клетки, заменяющие для обитателей этих локусов весь мир; а временные параметры максимально размыты и неопределенны: "Ограниченная, клаустрофобная атмосфера художественного пространства Петрушевской усиливается благодаря разрушению временных барьеров. Время в ее прозе расчленено, действие разворачивается вне времени. . . Ее мужчины и женщины существуют в своих изолированных микрокосмах, не столько не имея представления о событиях в большом мире, сколько не имея каких-либо значимых контактов с этим миром" (Wall Josephine. The Minotaur in the Maze: Remarks on Lyudmila Petrushevskaya // World Literature Today: A Literary Quarterly of the University of Oklahoma. - 1993. - Vol. 67, No 1 (Winter). - P. 125, 126. )