Эдуард Кочергин написал великолепную книгу о своей жизни и жизни питерского «дна», существовавшего одним огромным общежитием, которых объединяет одно: то, что таким людям жить уже не страшно, они смотрели в глаза стольким ужасам и страданиям, сколько не выпадает на долю одного человека, но всего народа в целом. И остается только мечтать и надеяться на то светлое завтра, которое непременно настанет.
«Да, Россия, жизнь твоя утрешняя — жизнь ожидательная».
Интервью
Вадим Левин
Более ста лет назад от нас ушел в вечность великий русский писатель Лев Николаевич Толстой. Побеседовать о его творчестве мы решили с Вадимом Александровичем Левиным — известным детским поэтом, педагогом, кандидатом психологических наук, соавтором современного «Букваря» (система Д. Б. Эльконина — В. В. Давыдова) и учебников по русскому языку.
Скажите, Вадим Александрович, сегодня рассказы, написанные им для детей, так же актуальны? Почему?
— Мне трудно сравнивать сегодняшнюю актуальность рассказов Льва Николаевича с той, какая была в его времена. Я хотя и в возрасте, но тех времен не помню и свидетельств о тогдашней актуальности этих рассказов не встречал в печати. Но сразу хочу уточнить: по моим ощущениям, творчество Л. Н. Толстого состоит из произведений для взрослых и произведений для всех. Рассказы, написанные им для детей, — это как раз произведения для всех. И сегодня они, несомненно, современны и актуальны, потому что художественны. Многих читателей, к сожалению, вводит в заблуждение кажущаяся детскость (читай: примитивность) этих рассказов.
Кто из современных писателей на сегодняшний день продолжает в своем творчестве развивать «толстовские» мотивы?
— На этот вопрос ответить не могу, так как не понимаю, что такое «толстовские» мотивы. Сравниваю рассказы «Прыжок», «Лев и собачка», «Пожар», «Косточка», «Акула», миниатюры из «Азбуки» и не могу найти общих мотивов.
Как на вашем творчестве отразились детские рассказы Толстого? А в жизни что-то изменили?
— Детские рассказы Толстого поражают меня своей завершенностью, отточенностью, лаконичностью. Хочется писать так же экономно и содержательно.
А в жизни детские рассказы Толстого что-то изменили?
— В моей жизни многое изменила «Косточка», а вслед за ней — «Пожар», «Прыжок» и другие рассказы. Читая с детьми «Косточку», я однажды увидел, что школа обманула меня, внушив, что рассказы Толстого — это примитивное морализаторство, поучения для детей. Стал интересоваться методиками формирования читательских потребностей и способностей и понял, что ни у детского сада, ни у школы нет таких методик. Вот тогда и бросил инженерную работу и пошел в педагоги.
Какой из детских рассказов Льва Толстого для вас наиболее знаковый, значимый и почему?
— На этот вопрос я уже ответил: наиболее знаковый для меня рассказ — «Косточка», потому что именно эта новелла помогла увидеть, что у школы нет методики приобщения к чтению художественной литературы. Я люблю «Косточку» и с удовольствием читаю ее детям. А потом разговариваю с ними о ней и о них, об их чувствах и мыслях, навеянных этим произведением. Каждый такой разговор добавляет что-то к моему восприятию Л. Н. Толстого. Чтобы убедить родителей и педагогов в том, что «Косточка» не примитив, я написал когда-то педагогический очерк «Что случилось с «Косточкой»?», который приведу в сокращении.
Как будто не
Давайте вспомним.
Купила мать слив и хотела дать их детям после обеда. Они еще лежали на тарелке. Ваня никогда не ел слив и все нюхал их. И очень они ему нравились. Очень хотелось съесть. Он все ходил мимо слив. Когда никого не было в горнице, он не удержался, схватил одну сливу и съел. Перед обедом мать сочла сливы и видит — одной нет. Она сказала отцу.
За обедом отец и говорит:
— А что, дети, не съел ли кто-нибудь одну сливу?
Все сказали:
— Нет.
Ваня покраснел как рак и сказал тоже:
— Нет, я не ел.
Тогда отец сказал:
— Что съел кто-нибудь из вас, это нехорошо; но не в том беда. Беда в том, что в сливах есть косточки, и если кто не умеет есть и проглотит косточку, то через день умрет. Я этого боюсь.
Ваня побледнел и сказал:
— Нет, я косточку бросил за окошко.
И все засмеялись, а Ваня заплакал.