Читаем Современная семья полностью

Я выхожу им навстречу и останавливаюсь в проеме двери, закрывая проход в гостиную и кухню; к счастью, папа еще не успел снять обувь. Я стараюсь, чтобы встречи с ним и с мамой были как можно короче, чтобы они знали, что я общаюсь с ними исключительно ради детей, и не хочу, чтобы они ко мне приближались. Пусть увидят, что теперь все иначе. Мы говорим только об Агнаре и Хедде или о бытовых вещах. В тех редких случаях, когда кто-то из них пробовал начать разговор о себе или о другом — или обо мне, раз уж на то пошло, — я прерывала их. Сомневаюсь, что в таком разговоре могу за себя ручаться, не знаю, что он вызовет во мне — злость, сострадание, печаль, и я не хочу, чтобы они видели меня такой.

— Привет, Хеддус, — я наклоняюсь, чтобы Хедда могла меня обнять; ее волосы пахнут кофе. — Вы были в кафе?

Она кивает и бежит в гостиную.

— Попрощайся с дедушкой, — говорю я.

— Но ведь он не уходит, — не понимает Хедда. Я не смотрю в папину сторону.

— Нет, дедушке пора домой. Иди сюда и скажи «до свидания», — настаиваю я, глядя только на Хедду, улыбаясь и протягивая ей руку.

Мне повезло: Хедда не устраивает истерику и возвращается в прихожую. Папа опускается на корточки, крепко обнимает Хедду, и она почти исчезает в его руках.

— Спасибо тебе за сегодняшний день, Хедда, — произносит папа, когда она высвобождается из его объятий.

Хедда убегает на кухню, и я остаюсь наедине с папой. Проглатываю комок в горле. Папа постарел.

— Ну, я поеду, дома надо кое над чем поработать, — говорит он, и совесть начинает жечь меня изнутри.

— Да, у меня тоже есть работа, — лгу я.

— Я мог бы забрать Хедцу как-нибудь на следующей неделе. Или сходить с Агнаром поесть пиццу или что-то еще.

— Может быть. Я поговорю с ним, смотря какие у него планы, — отвечаю я.

Не хочу ничего обещать, не хочу заключать никаких договоров.

— Я на работе по понедельникам и вторникам, а так свободен, — уточняет папа, потом поворачивается к двери, спускается на три ступеньки вниз и с улыбкой добавляет: — Рад был тебя повидать.

— Спасибо, что забрал сегодня Хедду. Пока.

Я подолгу перебираю воспоминания. По меньшей мере три раза в день мне хочется позвонить Хоко-ну или Эллен — с обоими мне до сих пор не удавалось поговорить, разве что на самые поверхностные темы, — чтобы получить подтверждение или опровержение того, что я смогла вспомнить. Мысленно всматриваюсь в выражения лиц мамы и папы, их жесты и взгляды, прислушиваюсь к словам, отыскивая признаки того, как они были несчастливы, предвестия будущего.

И нахожу их повсюду. Когда рассеялись наивное неведение и доверчивость, мои воспоминания обрели четкие контуры. Рождественские и летние каникулы, воскресные ужины, разговоры, споры — везде всплывают новые детали, выражения лиц и интонации, на которые я раньше не обращала внимания.

«Они никогда не были особенно ласковы друг с другом», — сказала Эллен, войдя вслед за мной на кухню после ужина в честь папиного дня рождения, и протянула мне рулон бумажных полотенец. Я вытерла нос и лицо; было неловко, я расплакалась как ребенок. «Что ты имеешь в виду?» — спросила я. «Только то, что сказала. Они всегда были нежными с нами, но не друг с другом», — ответила Эллен. «Но это неправда! И ты, Эллен, лучше, чем кто-либо другой, могла бы заметить, как много любви в их разговорах, как они откровенны друг с другом, как им до сих пор есть о чем поговорить, и для них важны эти споры, и как много взаимного доверия в том, что они по-прежнему требовательны друг к другу. Разве ты не видишь?» — говорила я, и под конец мой голос сорвался, потому что вдруг стало ясно, что все это уже не имеет отношения к действительности. «А как же все те мелочи, которые они никогда не забывают сделать друг для друга? Мама каждое утро ставит для папы чашечку теплого молока, папа прогревает мамину машину перед тем, как идти на работу, книги, которые она покупает для него, судоку, которые он вырезает для нее, вся эта любовь, заключенная в повседневных делах и привычках, ведь все это возникло из их любви и длится много лет», — продолжала я. Эллен молчала, опустив глаза. Она ничего об этом не знает, внезапно догадалась я. Она не понимает этого, у нее никогда такого не было. Для Эллен все должно быть громким, явным, ощутимым. В ее многочисленных коротких романах были только безумные взлеты и глубокие падения, и, боже мой, до чего я завидовала Эллен и ее страстным драмам, но никогда не задумывалась о том, что она упускает, о том большом и важном, что находится посредине.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже