Современная семья

Всю осень через равные промежутки времени Олаф продолжал ко мне заглядывать, чтобы поболтать. «Лучше не становится. Я теряю рассудок, делаю идиотские вещи», — сказал он как-то вечером в начале декабря. Как раз за несколько дней до этого я встречался с Лив и Эллен — впервые за долгое время — и своими глазами увидел новую Лив, описанную Олафом. Она дрожала от гнева, страха и отчаяния. Я не мог произнести ни слова, пораженный ее состоянием, она распадалась. «Мы же родные, — сказала Лив. — Мы должны держаться вместе». — «Но мы и так вместе, Лив, — возразил я. — Никто не уходит, это не про нас». — «Нет, это про нас, если вы все перекладываете на меня, если вы оставляете меня одну и предаете», — громко ответила она. Я не понимал, о чем говорит Лив, что мы переложили на нее, если она сама отдалилась и наделе это я практически ежедневно поддерживал связь с мамой и папой, разговаривал с ними и выслушивал их.

Лив встала, чтобы уйти, после того как Эллен рассказала, что у мамы появился новый мужчина. Продолжать разговор стало невозможно, у Лив был такой вид, точно кто-то умер. Она попрощалась и пошла к выходу, но остановилась на полпути и вернулась к столику. Она вцепилась в спинку стула, на котором сидела несколько минут назад, и уставилась на меня. «Просто все это обман, — громко проговорила Лив; ее глаза будто застыли. — Разве ты не понимаешь?» — «Нет, не совсем», — ответил я, действительно ничего не понимая. «Что ж, ничего удивительного, у тебя же никогда не было настоящих отношений, ни у кого из вас. Вы не цените этого, не понимаете, как важно оставаться вместе, не бросать, если ты фактически дал клятву, — говорила Лив. — Какой смысл жениться, связывать себя обязательствами, если все равно эту клятву можно нарушить?» Я закусил губу, чтобы не высказать свое согласие с этим явно риторическим вопросом, промолчал. «Нет, ты только подумай, — вновь заговорила Лив, — в своем лицемерии они учили нас тому, что важно держаться, разве не это мы слышали все время? А?» Лив громко продолжала свой монолог, не дожидаясь ответа ни от меня, ни от Эллен: «Мы ничего не бросаем, не окончив, — сколько раз вы слышали это в разных вариантах от мамы и папы? Но они сами просто взяли и бросили, уже на финишной прямой, бросили все, что отстаивали, все, чему учили нас, все, что создали. Да, это обман, и это предательство по отношению к нам — ведь мы им верили, слушали их и старались жить в соответствии с ценностями, которые они же нам внушили». Когда Лив произносила последние слова, у нее в глазах стояли слезы, голос срывался; она вытерла нос рукавом куртки и, покачав головой, пошла к выходу. Мы сидели молча. Думаю, что ни я, ни Эллен никогда не видели Лив такой. «Надо пойти за ней», — наконец произнесла Эллен, но мы оба не двинулись с места.

Я увидел Лив спустя несколько дней, у нее дома на воскресном ужине. Я подготовил свои извинения. Хотел сказать, что понимаю ее — и это было правдой, вопреки моей неизменной точке зрения на развод. Она была абсолютно права в том, что мама и папа учили нас доводить все до конца, держаться, не отступать от своего мнения. «Человек должен быть готов постоять за свои слова» — одна из главных папиных мантр.

Но, даже если мама с папой решили нарушить собственные правила, это не должно затрагивать ни нашу систему координат, ни наши отношения, вот что я хотел сказать Лив. У тебя все равно есть мы, мы держимся вместе, и наши отношения — крепкие и настоящие, что бы ни происходило вокруг. И хотя мною полностью овладело чувство сострадания к Лив — после встречи в Тёйене у меня несколько дней не проходили боли в животе, — какая-то часть меня радовалась тому, что я могу выступить по отношению к ней в новой роли. Утешить ее и успокоить. Раньше Лив всегда брала под контроль любую неприятную или непредвиденную ситуацию, еще до того, как кто-нибудь успевал ее осмыслить или отреагировать. Она всю жизнь утешала и приходила на помощь нам с Эллен, даже не знаю, сколько раз; например, однажды она отправилась домой к самому большому мальчику из моего класса, чтобы потребовать у него фишки, которые он нечестно у меня выиграл, или в другой раз живым щитом встала между Эллен и бандой девчонок, нападавших на нее в средней школе, хотя Лив всегда была более боязливой и осторожной, чем Эллен. Она становилась бесстрашной и не отступала, защищая нас, свою семью. Когда ей, взрослой, нужна была поддержка, она всегда обращалась к Эллен. Я был рад возможности в свою очередь что-то для нее сделать, побыть тем, кто защитит и поддержит, как бы старшим братом.

Но мне так и не удалось сказать ни слова из того, что я обдумывал и готовил, потому что в то воскресенье дома у Лив царило совсем другое настроение, как будто нашего разговора, ссоры, ее отчаяния никогда не было. Конечно, со стороны Лив это была сверхкомпенсация, но таким образом стало совершенно невозможно вернуться к тому, что она явно хотела вычеркнуть, как будто это и вовсе не происходило.