Современная семья

Симен очень увлечен идеей семьи, с ясными отношениями и заданными рамками. Все должно быть как можно более нормальным, недвусмысленным и упорядоченным. Симен терпеть не может всякую муть, как он выражается; я не совсем уверена, что улавливаю смысл, который он вкладывает в это слово, но развод семидесятилетних родителей, безусловно, легко вписывается в эту категорию.

До сих пор мы жили в квартире, которую он купил несколько лет назад еще со своей бывшей подружкой. И несмотря на то, что я поменяла мебель, перекрасила стены, развесила по стенам мои картины, заполнила ящики и шкафы моими чашками и одеждой, это по-прежнему ее пространство, с ее гвоздями в стене, ее шкафом-купе, ее кухонными полками. Раньше я никогда не испытывала ревности и почти с облегчением осознала, что это она будит во мне мелочное чувство собственности и потребность в самоутверждении. Я не без гордости рассказала об этом Симену: «Ты же видишь, как мне тяжело жить в квартире, которую вы купили вместе, с которой у тебя связано столько воспоминаний, я не знаю, где и чем вы тут занимались». И хотя Симен ответил, что понимает меня, мы прожили в этой квартире еще целый год. «Наши дети не могут родиться здесь», — твердо заявила я полгода назад. «Да, конечно», — согласился Симен. И тогда я принялась изучать объявления о продаже недвижимости, поначалу с не вполне искренним энтузиазмом, потому что нет ничего хуже переезда.

Наша новая квартира находится в районе Санкт-Хансхауген, на четвертом этаже с лифтом и видом на парк, куда мамы выходят на пробежку, толкая перед собой специальные прогулочные коляски. Четыре комнаты и балкон. Квартира стоила почти на миллион крон дороже среднерыночной цены, поэтому, несмотря на то что мы с Сименом оба хорошо зарабатываем, пришлось безответственно взять огромную ипотеку; это обошлось нам настолько дорого, что выглядело почти как бунт против папы, который всегда учил нас с Лив и Хоконом ответственному отношению к деньгам.

Процесс покупки квартиры захватил меня полностью. Ожидания, надежды, разочарования — я перенесла все свои чувства на объявления, показы, торги, проигрыши, растущие суммы ипотечного займа, новые показы квартир, новые торги, — и вот наконец пьянящее чувство победы, мы здесь, Симен и я. В нашей новой квартире, за нашим новым кухонным столом — нам, конечно, пришлось купить новую мебель, которая сюда подходит. Мы открыли бутылку вина. После возвращения из Италии Симен не особенно давит на меня насчет алкоголя, и, хотя это беспокоит меня само по себе, до чего же все-таки усыпляюще приятно пить, пока не надоест. «Все равно ведь бессмысленно не пить целый месяц, если я точно знаю, что не беременна», — убеждала я Симена в самом начале. И беззаботно добавила: «Ну или я могла бы не пить в последнюю фазу цикла». Симен предложил нам обоим совсем отказаться от алкоголя: ни к чему рисковать, зачем мне это, если гораздо лучше быть уверенными в том, что мы все делаем правильно? «Для Ребенка», — уточнил он. И с этим было трудно спорить. «Так лучше для Ребенка», как будто он уже существовал. Мы на самом деле говорили о нем в последние полгода именно так: Ребенок, с большой буквы. Симен тоже совсем не пил из сочувствия ко мне, даже перестал покупать свой любимый сыр и не ел мясную нарезку на Рождество, и все это давило на меня еще больше. «Ешь и пей как обычно, пожалуйста, — сказала я ему после четвертой неудачной попытки. — Возьми себе большой кусок бри, мне невыносимо думать, что из-за меня ты отказываешь себе в удовольствиях». — «Но мы же вместе», — ответил Симен, продолжая соблюдать свою излишне буквальную солидарность.

Это похоже на разочарование. Я не могу радоваться квартире, столу, вину и Симену так, как я себе представляла. Слишком многое тлеет где-то в глубине, это необходимо вывести на свет, обсудить, но что-то во мне изменилось, у меня нет сил для схватки. Для того, чтобы подобрать слова. Да и не верю, что они помогут. Раньше я была абсолютно убеждена в том, что проблемы необходимо формулировать, обсуждать и таким образом обезвреживать. Лив считает, я напрасно вечно обостряю, не обо всем нужно говорить, и, наверное, она права, потому что разговаривать сейчас с Сименом о Ребенке, которого нет, или о маме с папой — скорее рискованно, чем конструктивно.

— А давай сядем на балконе? — предлагает Симен.

Идет дождь, как и во все дни после нашего возвращения, воздух и земля сырые, Осло стал серым, точно страны Восточного блока. Мы сидим у стены, укрытые от дождя балконом верхнего этажа.

— Как ты думаешь, в этом году будет лето? — спрашиваю я.