Современная семья

«Уф! Нет, надо было тебя не загружать», — то и дело повторяла мама. «Пожалуй, — откликался я, — но раз уж я пришел…» — «Может быть, в этом есть терапевтический эффект, — с надеждой предположила мама. — Помнишь, как ты жалел, что не был на похоронах дедушки?» — «Нет, я жалел о том, что не навестил его в тот день, когда собирался, а не о том, что не видел его в гробу. Перестань, пожалуйста, все переиначивать. И потом, это нельзя сравнивать», — парировал я. «Это ведь тоже потеря», — проговорила мама. Ей пришлось сделать передышку.

В конце концов папа вернулся и, положив руку мне на плечо, поблагодарил за помощь. «Порой бывает непросто, — говорил он мне, в действительности обращаясь к маме, которая из вежливости повернулась к нему спиной. — Мы же не только мебель разбираем, но и всю нашу общую жизнь; видишь ли, здесь очень много чувств». Он проглотил застрявший в горле комок. «Все нормально», — сказал я. Папа переложил коллекцию пластинок в мамин угол, и они возобновили свое вежливое сотрудничество.

Я лежал на кровати в своей старой комнате, прислушиваясь к звукам дома, вдыхая его запах, вбирая его атмосферу, и думал, как много таких столкновений и примирений происходило между мамой и папой — а я ничего об этом не знал.

«Эллен считает, что мама с папой разводятся потому, что на самом деле никогда и не были близки», — сказала мне Лив через несколько дней после того, как мы разбирали вещи. Она стала больше общаться со мной, и я вновь оказался своего рода запасной Эллен, поскольку настоящая в тот период была слишком увлечена Полом.

«Не помню, чтобы они держались отчужденно при нас, но, возможно, так было наедине?» — продолжала Лив. «Ты знаешь мое мнение», — ответил я. «Нет». Лив выглядела искренне заинтересованной. Меня охватило раздражение от необходимости повторяться. «Они разводятся потому, что это — самая естественная вещь, которую они могут сделать, — ответил я, ощущая себя роботом, — потому, что полное безумие — жить с одним и тем же человеком так долго, и теперь, когда им не нужно заботиться о детях, они осознали всю абсурдность этого». — «А может, ты и прав, — вдруг произнесла Лив. — В доме, наверное, стало ужасно пусто после того, как ты переехал, я не могу представить себе, что будет, когда Агнар и Хедда перестанут постоянно путаться у меня под ногами. А если бы мне вдобавок пришлось уйти с работы и каждый день нам с Олафом предстояло бы наполнять каким-то смыслом… Скажем так, я понимаю, что может возникнуть ощущение пустоты».

«Мне кажется, изначально есть некое пустое пространство, — продолжил я. — И все любовные отношения — это провальные попытки его заполнить, обрести понимание, но это не удается на практике, потому что в то же время человеку необходимо ощущение пустоты и непонятости, чтобы ему по-прежнему не хватало другого. Люди всегда тоскуют о том, кто заполнил бы это пространство внутри, о том, чтобы их полностью понимали, им хочется подняться к высшему единству с другим человеком, но вместе с тем, если бы их желание сбылось, это убило бы любые отношения. Когда человек перестает тосковать, он перестает любить». Это было еще до встречи с Анной. Я был уверен, что мама и папа никогда не испытывали таких чувств, не тосковали друг о друге, не стремились быть понятыми. Пустота, о которой говорила Лив, была другого свойства — практического и даже физического.

Лив посмотрела на меня. «Не думала, что ты веришь в любовь», — заметила она. «Это свидетельствует лишь о том, как плохо вы меня слушаете, — ответил я, теряя терпение. — Я говорил об этом тысячу раз и верю в то, что ты называешь любовью, несомненно больше, чем ты, Эллен и мама с папой, вместе взятые, но не считаю, что ее нужно регулировать, она должна обходиться без правил, и не стоит ее заталкивать в формы, которые навязали нам другие. И все-таки должно оставаться место для тоски». Но Лив уже не слушала меня, неизменно готовая отталкивать все, что ставило под сомнение ее собственный выбор. «Передавай привет Олафу», — сказал я, озадаченный тем, что мои аргументы о правилах и нормах в любви уже не вызывают былого отклика во мне самом.

— Лив, это невероятно вкусно, — говорит Анна и смотрит Лив в глаза.

Она всегда произносит имя человека с особенным значением, даже если только что с ним познакомилась, и в большинстве случаев это производит обезоруживающий эффект и помогает сблизиться. Раньше мне казалось, что люди, которые обращаются ко мне по имени, не зная меня, ведут себя навязчиво и даже нагло, есть в этом что-то фальшивое и снисходительное, но Анна выглядит искренней — и готов поспорить, эту деталь отметит про себя и Эллен, ей должно понравиться.