Современная словацкая повесть

— Если хочешь, можешь пойти наверх и лечь. В маленькой комнатке, там никто не ночевал, — предлагает дочь.

— Пожалуй, лягу, только посижу еще немного, — говорит мать.

— Тебе бы прогуляться на воздухе.

— Воздуха и здесь хватает, — показывает мать на раскрытое окно.

— Не знаешь, где ветчина? В холодильнике? — спрашивает Зуза. — Пойду отнесу ее гостям.

Дочь уходит, а через минуту на кухне появляется внук. Садится в угол напротив и молчит.

— Что случилось, Лацко? Ты чего такой грустный?

Он не отвечает.

— Кому, как не тебе, сегодня веселиться…

Внук продолжает молчать.

— Видишь, какой праздник в честь тебя устроили!

— В честь меня, — усмехается Лацко.

— А как дела с институтом? — спрашивает бабушка минуту спустя.

— Подали апелляцию.

— Значит, подали. — Она задумалась. — А к тому профессору ты уже ходил?

Внук кивает головой.

— Как думаешь, примут?

— Не знаю, — отвечает он равнодушно.

— Хорошо бы тебе туда попасть! — Она с нежностью посмотрела на него.

— Хм.

— Дай-то бог, чтобы тебя приняли, — говорит она и умолкает. — Я себя плохо чувствую, что-то не по себе… — жалуется она внуку. — Хорошо бы сейчас домой уехать. Но как? Все пьяные, ох, пойду-ка я, пожалуй, наверх, лягу там.

— Это верно, все пьяные, — буркнул внук.

Оба помолчали.

— Слушай, баб! Давай слиняем отсюда! — неожиданно предлагает Лацко.

— Как это?

— Выйдем на шоссе. Через пять минут будем на автобусной остановке… Идем, в девять отправляется автобус в город, мы еще успеем, пошли скорей.

— Ой, и не знаю даже… — говорит она, оживившись.

— Давай свои вещи.

— Надо бы попрощаться, нельзя так…

— Прошу тебя, не надо! Сама знаешь, что тогда будет! — умоляюще смотрит на нее внук. — Тогда уж мы застрянем тут надолго.

— Беспокоиться будут о нас, — попыталась она возразить.

— Оставим записку на столе, — мгновенно решает внук и эту проблему. — Теперь идем, только не сюда, лучше через гараж. — И он тащит бабушку за руку к боковому выходу.

Тихо выбравшись из дома, они незаметно проскользнули мимо опасной зоны и скрылись за кустами акации. Дальше пошли смелее.

Вниз по реке плыл, сверкая огнями, теплоход, темная речная поверхность переливалась множеством бликов. Оркестр на палубе играл танго. Как в добрые старые времена.

Рядовые граждане вовсе не слепы, они внимательно следят за тем, что творится у них на заводе, на улице, в городе, который с каждым днем все стремительнее разрастается вокруг и вверх, и вширь. И горькая истина, вырвавшаяся недавно из уст старого Ивичича и, к сожалению, подкрепленная немалым житейским опытом, вызывает беспокойство не у отдельных лиц или у кучки вечных охотников до сплетен, а будоражит сознание сотен тысяч людей, одним отравляя душу, а других толкая на опасную стезю… Крупных расхитителей, черт бы их побрал, поймать гораздо сложнее! А самых крупных, выходит, совсем невозможно?

Старый Ивичич никак не хочет простить Франтишеку их прошлый разговор, когда, разбирая сообща один деликатный вопрос, касающийся начальства, Ферко сравнил, по мнению Ивичича, несравнимое — его неудачную попытку присвоить какую-то мелочь поставил на одну доску с махинациями того, кто расселся вон там за большими окнами.

— За кусок медной трубки они набросились на меня как на злодея, — жаловался Ивичич в понедельник; первый августовский понедельник запомнился Франтишеку, в этот день он впервые после долгого перерыва прибыл на работу не пешком, а на своем наконец-то отремонтированном мопеде. — Из-за такой ерундовины составить на меня акт! — бесился Ивичич. — Делов-то — кусок трубки, а шуму!..

— Трубка была не одна, а несколько. Знаете, сколько стоит килограмм меди? — растолковывал ему Франтишек. — А те трубки, что нашли в кустах под забором? Кто их туда припрятал?

— Те на меня просто навесили! — возмущался Ивичич. — Дело шили, и, между прочим, напрасно…

— Так уж и напрасно? — усмехнулся Франтишек.

— А тот, кто машинами отсюда вывозил, ходит себе спокойно, брюхо нагуливает! К черту такую работу!

— Погодите, может, он и похудеет еще!

— Да, жди-дожидайся…

— Во всяком случае, на мебели из красного дерева он уже не рассиживает, успокойтесь, — напомнил Франтишек о событии, весть о котором разлетелась по цехам на прошлой неделе.

— Да теперь он того… Отпуск взял по состоянию здоровья, сердечко у него, видите ли, стало пошаливать, — ухмыльнулся старый Ивичич. — Так всегда делают… Приемчик известный…

— Посмотрим, что будет дальше, — хмыкнул Франтишек.

— Пока он мог хапать, про сердечко не вспомнил, тогда оно его, заразу, не беспокоило! Сначала выстроил домишко себе, потом дочке с зятем, неизвестно еще, скольким дружкам-собутыльникам помог, и сердце тогда работало как часы. А тут сразу заболело!

— Погодите, стоит ниточке потянуться, весь клубок размотается. И то, что сейчас происходит, не продлится вечно.

— Ты рассуждаешь — как поп на проповеди. А на хрена мне справедливость на том свете!

— Я и не думаю о том свете.

— А что, по-твоему, может случиться? Поболеет и вернется к своим делам, — махнул рукой старик.

— Сомневаюсь.