— Когда это папа говорил, что мы посадим там цитрусы? — спросил он. — Ведь мы еще только обсуждали это. А в последний раз, вспомни, я сказал, что нужно сажать имбирь. Мне больше нравится имбирь. Он надежнее.
— Имбирь выращивают все, Томас, — произнес Сидней терпеливо. — Отец говорил еще, что если все мелкие арендаторы будут выращивать один имбирь, то он в конце концов погубит их. Должен же кто-нибудь сажать и другие культуры…
Дверь кухни раскрылась, и в желто-белом прямоугольнике света появился силуэт доктора Раши. Сидней и Томас, масса Кен и Эммануэль вошли в кухню и вынесли оттуда тело покойника. Доктор сделал все, что от него требовалось. Он даже смыл пятна на теле мертвеца и обернул его простыней, снятой с кровати сына, которая стояла в кухне.
Когда Эмброуза Бекетта вынесли, поднялся вой плакальщиц. Луиза с долгим душераздирающим криком бросилась через всю комнату к телу мужа. Она зажала ладонями его лицо, и тело ее судорожно задергалось, как у загнанного зверя.
— Масса Эмброуз! — кричала она. — Масса Эмброуз!
Тело покойника обложили кусками льда. Затем преподобный Макиннон с молитвой обошел вокруг кровати и люди стали расходиться по домам.
Ушли все, кроме Веры Браунфорд и трех ближайших подруг Луизы.
Была мрачная предрассветная тьма — время ожидания первых лучей солнца, которые вот-вот коснутся горных вершин и начнут накаливать небо над долиной.
Преподобный Макиннон вернулся домой и расседлал своего коренастого серого мерина. Потом он улегся на свое одинокое ложе, вспоминая кроткую, измученную жену, которую схоронил два года назад, и с беспокойством думая о своей пухлой дочке, видевшей десятый сон в пансионе, в ста милях от деревни.
И доктор Раши вернулся домой. Его слуга увел мула, и доктор сел допивать бутылку, которую начал перед появлением Джозефа; он думал о ранах Эмброуза Бекетта и о том, сумел бы он спасти ему жизнь, если бы подоспел вовремя; а еще он думал о том, что неделю назад послал в Куинсхейвен на анализ соскоб, взятый у Эмброуза Бекетта, потому что обнаружил у него первые симптомы рака прямой кишки…
Сидней и Томас тоже легли спать. Они лежали на кровати, на которой спали с детства, тесно прижавшись друг к другу и мучительно всхлипывая. Но, не переставая убиваться по отцу, они не переставали спорить о преимуществах разведения цитрусовых и имбиря.
В комнате, где лежал покойник, остались на ночь женщины. Время от времени Луиза наклонялась над кроватью и недоверчиво прикасалась к влажной простыне.
— Масса Эмброуз! — тихо спрашивала она. — Ты умер? Ты вправду умер?..
Джозеф тоже вернулся домой. Он всегда спал в кухне с Эльвирой, своей младшей сестрой. И сегодня, прижавшись к ней, он вдруг начал горько плакать. Эльвира проснулась и спросила, в чем дело. И он «рассказал» ей, как он быстро пробежал весь путь до самого Ириш-Корнера, и как потом пробежал этот же путь обратно со льдом, и как никто не дал ему после всего этого даже малюсенького кусочка льда…
Неблагодарность и равнодушие людей глубоко поразила девочку. Она вытерла слезы с его большого потного лица и прижала его к себе, укачивая своими тоненькими ручками и осыпая короткими, как птичьи клевки, поцелуями.
Скоро он заснул.
В ЛАГЕРЕ ЗЕМЛЕМЕРОВ
— Какой из него босс, — говорит Сынок. — Не по душе он мне, Данни. Ему бы командовать рассыльными и секретаршами в конторе, а не нами.
— Заткнись, — отвечаю я ему. — С каких это пор безмозглые черномазые позволяют себе обсуждать начальство? У тебя есть выбор? Ты можешь подать в отставку и уехать в свое имение?
Но в душе я согласен с Сынком. Мы плетемся в конце цепочки. Сынок тащит теодолит, а я — нивелир на треноге. Вокруг высокая трава и выжженная земля, твердая как камень. Отсюда три мили до черных вод Катакумы, таких черных, что даже молния не отразится в них. Пахнет болотом Руй, пахнет сладко и порочно, как пахнут девицы в зайдертаунском публичном доме. В болоте Руй живут одни только змеи; оно бесплодно, как дурная женщина. Во всей Южной Америке нет второго такого болота, даже в Бразилии, даже во Французской Гвиане. Новый босс, мистер Кокбэрн, шагает далеко впереди со своим маленьким, низеньким помощником мистером Бейли. Помощник этот не в счет, он только стажируется на Катакуме. Джон жмется к ним, поближе к винтовке. Остальные люди из нашей партии растянулись на тропе между этой троицей и нами — мною и Сынком. Мистер Кокбэрн — новичок с головы до пят. Шляпа, парусиновый охотничий костюм, ботинки — все новенькое, с иголочки. И даже походка у него как бы новая, со скрипом.
— Мистер Кокбэрн! — отрывисто кричит Джон. — Смотрите!
Я поворачиваюсь туда, куда указывает палец Джона, и вижу оленя. Он упитанный, мясо, наверное, нежное, быстро перебирает копытцами и так и просится на мушку. Мистер Кокбэрн снимает с плеча винтовку — трах! Пуля скосила полосу травы, но мы ведь не коровы.
— Почему он не дал винтовку Джону? — говорит Сынок.