Все эти высказывания и сюжетные линии переплетены в духе коллажа: перед нами выхваченные из потока бытия отрывочные зарисовки, напоминающие мозаику. Однако есть еще один персонаж, который не связан непосредственно с героями повествования, но он проходит через весь текст как параллельный мотив, как дополняющая комментирующая история. Это – тридцатидевятилетний художник-перформансист (кстати, одно время изучавший систему Станиславского в Москве), прозванный Падающим (отсюда и название романа) (его настоящее имя – Джэниек), он устраивает уличные представления: забирается на небоскребы и с риском для жизни (правда, у него есть страховочный пояс), зависает над улицами или поездами и т. д. Это выглядит как напоминание (или как пародия?) о реальном падении несчастных из башен (многие бросались от безвыходности). Падающий стал как бы частью пейзажа: его время от времени видят в небе в состоянии падения то один, то другой из действующих лиц.
«Об этом человеке она уже слышала: художник-перформансист, прозванный Падающим. За минувшую неделю он несколько раз объявлялся в разных районах города – болтался в воздухе под каким-нибудь сооружением, неизменно вверх тормашками, одетый в костюм, при галстуке, в начищенных ботинках. Разумеется, он воскрешал воспоминания – те минуты отчаяния в пылающих башнях, когда люди вываливались или поневоле выбрасывались из окон…
Машины притормаживали. Люди, запрокинув лица, осыпали Падающего бранью: их возмущало зрелище, кукольный спектакль о людском отчаянии, о последнем невесомом вздохе тела и о том, что отлетает с этим вздохом. Последний вздох на глазах у всего мира, подумала она. Какая в этом ужасная публичность, такого мы еще не видели: одинокая, падающая фигура, тело, которое окажется среди нас, и все будет кончено. А тут, подумала она, все превратили в балаган». Падающий действительно скоро умрет, но не от падения, а от элементарной гипертонии.
Этот перформанс явно напоминает постмодернистскую иронию, при помощи которой трагическое можно превратить в фарс. Мэр города называет Падающего Идиотом (может быть, аллюзия на Достоевского?). В романе Делилло это далеко не единственная цитата. В самом начале, когда Кейт, только что чудом уцелевший, заходит в спальню жены, он видит на ее столе открытку (ее прислала подруга Лианны из Италии, из музея английского романтика Шелли) с изображением обложки книги Шелли «Восстание Ислама». Эта открытка приходит в тот самый день, когда исламистами были взорваны башни – простое совпадение? Конечно же, нет, а упомянутое по воле автора, использующего технику постмодернистского цитирования. Как и во многих других постмодернистских произведениях, повествование лишено линейного построения: в конце мы опять видим Кейта, выходящего из района бедствия и опять видим в небе Падающего, хотя знаем, что он уже умер: «Господи, Боже мой! Это же падающий ангел. Его красота ужасает», – говорит один из очевидцев».
Знаменательные слова! Образ Падающего перерастает в метафору падения и получает расширительный смысл – это мысль о Грехопадении, может быть, здесь и ответ на вопрос «Почему это случилось?» (Виноват не Бог, а сами люди). Однако со стопроцентной уверенностью сказать, что Делилло имеет в виду именно это, нельзя: ведь зрелище падающего ангела у него выглядит прекрасным (!). Так же, как прекрасен был упавший альбатрос в одноименном стихотворении Шарля Бодлера. Да, здесь мы замечаем явные черты декаданса, до сих пор весьма часто находимые во многих современных текстах. Элемент любования страшным не чужд литературе и в XXI в.
Последние слова романа звучат так: «А потом он увидел, как с неба спускается рубашка. Шел и видел, как она упала, всплеснув руками, и не было на свете ничего сравнимого с этим». Что это? Опять воспоминания? Причем с элементом восхищения?
Проанализировав роман Делилло, мы можем отметить некоторые общие моменты, характерные для современного американского романа: писатели США XXI в. выбирают катастрофические или апокалипсические сюжеты – похоже, их не очень интересует изображение повседневной жизни американцев, как это было в романах Драйзера, или рассказах Чивера, или повестях Стейнбека или Колдуэлла; нагнетается атмосфера страха, тревоги, иногда ничем не мотивируемых; при этом намечается явное внимание к теме богоискательства, однако очень робкого и, скорее, бессознательного, тоски по смыслу – авторская позиция чаще всего неопределенная; прочно вошла в литературу постмодернистская техника сложного цитирования; для композиции произведений характерны кинематографические эффекты, калейдоскопичность, мозаичность, отсутствие линейного времени. В произведениях сочетаются документ, исторический факт, фантастика, литературные аллюзии, философские размышления, зарисовки современного американского города, психологический образ сегодняшних американцев, проблемы семьи и мотив одиночества. Можно наблюдать такое явление современной литературы как сближение массовой культуры и постмодерна.