Современники: Портреты и этюды

«И пиши мне, пожалуйста, и про сюжет и про ход дела. Ведь это, брат, безобразие. Ты как-то нравственно захирел, это скверно, подбери поводья, дай шпоры своему боевому коню, скрепись»1.

Ни к кому из своих товарищей не знал он ни недоброжелательства, ни зависти. Я видел его вместе с Похитоновым, Суриковым, Поленовым, Ильей Остроуховым и всегда восхищался пылкостью его дружеских чувств. И как восторженно он говорил о них после свидания с ними!

Когда Стасов выразил в печати свое восхищение репинским портретом Мусоргского и обошел молчанием выставленную тогда же картину Сурикова, Репин написал ему с упреком: «Одного не могу я понять до сих пор, как это картина Сурикова «Казнь стрельцов» не воспламенила Вас!»2

И через три недели опять:

«А более всего я сердит на Вас за пропуск Сурикова. Как это случилось?! вдруг пройти молчанием такого слона!!! Не понимаю — это страшно меня взорвало»3.

Но в обывательских кругах постоянно твердили о тайном соперничестве Репина с Суриковым, о той зависти, которую они будто бы питали друг к другу. Я как-то написал об этом Репину. Он ответил мне обширным письмом:

«...А про Сурикова — удивляюсь вашим сомнениям относительно наших отношений — ведь вы же сами свидетель: в «Княжьем Дворе»; при вас же мы чуть не больше недели жили, видались, обедали и чаевали в 4 часа. Какого еще вам свидетельства? И что можно придумать к нашим старотоварищеским отношениям? Даже, подумав немного, я бы окрестил наши отношения — казаческим побратимством. Были моменты, когда он даже плакал (человек сентиментальный сказал бы: на моей груди). Он плакал, рассказывая о моменте

______________________

1И. Е. Репин. Письма к художникам и художественным деятелям, с. 39.

2И. Е. Репин и В. В. Стасов. Переписка, т. II, с. 60. Письмо от 22 марта 1881 года.

3 Там же, с. 63.

557

смерти своей жены, слегка положив руку на мое плечо. Словом, более близких отношений у меня не было ни с одним товарищем...»1

«Казаческое побратимство» связывало Репина со всеми товарищами, начиная с Федора Васильева, но к Сурикову он всегда испытывал особое чувство приязни, может быть именно оттого, что и по своему творчеству и по своему душевному складу оба были полярно противоположны друг другу.

«Распрей никаких и никакого антиподства между нами не было...— писал мне Репин в другом, более раннем письме.— Как мне, так и ему многое хотелось выслушать и спросить друг друга по поводу наших работ, которые поглощали нас; и бесконечные вопросы так и скакали перед нами и требовали ответов. И все это на дивном фоне великих шедевров,— то есть, конечно, в воображении! — которые окружали нас, излюбленные, бессмертные, вечные. Мы много видели, горячо любили искусство и были постоянно, как в концерте, окружены — один за другим — проходившими перед нашими глазами дивными созданиями гениев...»

В том же письме Репин писал:

«Когда мы [с Суриковым] жили в Москве ( от 1877— 1882). Я — Смоленский бульвар, он — 3 у б о в о. Это очень близко, и мы видались всякий день (к вечеру) и восхищались Л. Н. Толстым,— он часто посещал нас (все это по-соседски было: Толстые жили в Денежном переулке). И я еще издали, увидев его, Сурикова, идущего мне навстречу, уже руками и ногами выражал ему мои восторги от посещения великого Льва: тут нами припоминалось всякое слово, всякое движение матерого художника...

Например, он сказал, глядя на моего запорожца, сидящего за столом: «а интересно,— как это на рукаве на локте, где у них прежде всего засаливались рукава?» От восторга — от этого его вопроса мы готовы были кататься по бульвару и, как пьяные, хохотали; при этом Суриков, как-то угнувшись, таинственно фыркнул, скосив глаза мне»2.

Репин принимал живое участие и в творческих исканиях Сурикова. Когда Суриков писал свое «Утро стрелецкой казни», Репин вместе с ним выходил «на охоту за типами» для этой картины.

«Ну и посчастливилось не раз!..— вспоминал он в письме ко мне.— Москва богата этим товаром. Кузьма, например, Суриков его обожал и много, много раз писал с него. (Это са-

________________

1 Письмо от 1926 года, март (без числа).

2 Письмо от 18 марта 1926 года.

558

мая выдающаяся фигура в «Казни стрельцов».) Потом ездили искать внутренность избы для Меншикова1, и вместе (т. е. я за компанию) писали этюд (этот этюд у меня) на Воробьевых горах»2.

Стремясь побудить своего «побратима» усовершенствоваться в технике рисунка, Репин специально для него затеял было (тогда же, в Москве) совместные занятия рисованием.

Принимая близко к сердцу успехи каждого из «братьев по искусству», Репин переживал их неудачи как свои. В этом отношении чрезвычайно характерен тот эпизод, о котором повествует покойный художник И. Бродский в своей книге «Мой творческий путь». Я присутствовал при этом эпизоде.

В мастерской Репина, в «Пенатах», Бродский начал писать портрет Ильи Ефимовича. Работа Бродского на первых порах очень понравилась Репину.