Современное путешествие Лады в ад и рай

Лада вышла из рейсового автобуса и пошла искать ту улицу, где жила мать и сестра умершего вора по неволе. Адрес привел ее к месту, где находился квартал деревянных, ветхих 3-х этажных домов, построенных в 50-х годах прошлого века. Все вокруг было обшарпанное, облупленное. И носило следы бедности и одичания. Лада нашла нужное строение и открыла ломаную, криво висевшую на 1-ой петле дверь. В нос ударил запах перегара, человеческого пота и тошноватый запах из кухни. Боясь поскользнуться, осторожно, по скрипящей и хлюпающей лестницу, освещаемой тусклым светом, поднялась она на третий этаж. Но площадке перед ней было несколько обитых рваным дерматином дверей. У каждой двери по несколько звонков. По количеству семей, что ютились здесь в одной или 2-х комнатах, Лада позвонила. Слабый, дребезжащий звонок раздался из-за дверей. Прошло несколько минут тишины и, наконец, дверь открыли. Соседка рассказала Ладе: у «вора по неволе» было три сестры и мать. Одна сестра с голодухи уехала в Москву. Работала на рынке, где ее изнасиловали, и затем пропала. Мать с двумя дочками жила в 2-х комнатах в коммунальной квартире. Денег на жизнь и пропитание не было. И мать стала сдавать 1 комнату одному мелкому торговцу с местного рынка, который жил в поселке и без прописки и без регистрации. По выходным к нему приходили его приятели с рынка, которые вообще неизвестно где обитали. Они иногда заходили в другую комнату, где теперь вместе жили мать с двумя дочками. Осматривали комнату, и удовлетворенно цокали языком. Раз мать пошла вечером куда-то с этими людьми и пропала. И назад не вернулась месяц – два. Две несчастные девочки, опекаемые добрыми соседками еще жили в своей комнате, затем им по дороге к своему бараку, в темных и запутанных улочках, стали на ломаном русском языке угрожать, и советовать не соваться к себе в комнату. А еще через какое-то время пришли какие-то люди с рынка, сломали еле живой замок на двери комнаты и поселились там. Запуганные до смерти соседки боялись рот открыть. И на девочек угрозы торговцев с рынка так подействовали, что они и близко боялись подойти к своему бараку. И какое-то время, еще ходили в школу, и перебивались с жильем у своих школьных подруг. Потом даже заявление подали, куда посоветовали им родители подруг. Но тогда, в первые годы перестройки, времена были глухие и не понятные. У всех все вокруг рушилось. И никто это дело по заявлению не довел до конца. Наступило лето. Девочки куда-то поехали к подружкам на несколько дней. И не вернулись. Пропали. И в те тяжелые перестроечные времена, никто особо не искал никого. Лишь бы самим не потеряться. Тем более, что у девочек мать пропала, старшая сестра в Москве исчезла, брат – в тюрьме. Рассказывая это, соседка тяжело дышала и непрерывно кашляла. Ее седые космы двигались при этом волнообразно, создавая иллюзию седых волн, в океане безысходности и безрадостности, исходящих от этой несчастной больной. Но вас то не трогают соседи-рыночники? – спросила Лада. Меня нет, – отвечала соседка. У меня – сын, мастер спорта, бывший тренер по штанге. Грузчиком сейчас работает. И если надо, за меня заступится. А кто за девочек-сирот в те смутные времена мог заступиться? Получается, что все близкие «вора по неволе» или погибли или исчезли бесследно в волнах перестройки. Получается, что и рассказать некому о мучениях и страданиях души «вора по неволе». И нет родных, кто помолился бы за него. И лишь больная соседка сочувственно выслушала рассказ Лады о мучениях души «вора по неволе». И безоговорочно во все поверила. И обещала молиться за спасение души умершего «вора по неволе». А какие добрые дела она сможет сделать: Когда еле-еле ходит, и из комнаты на улицу не выходит. Вот соседи – рыночные торговцы смогли бы много добрых дел сделать. Но они не верят ни в Бога, ни в дьявола. Они верят, только в деньги.

Лада очень расстроенная и удрученная тем, что она увидела и услышала, возвращалась в Москву. А Москва встретила ее безликой роскошью и бездуховным богатством. И Лада подумала: Москва – это не Россия, это иностранное государство. Настоящая Россия – это провинциальная Россия. И настоящая русская жизнь – это не жизнь в пределах садового кольца в Москве, как она видится правителям. Настоящая русская жизнь – это тот рабочий поселок и та жизнь в нем, которую увидала Лада сегодня.

И снова в эту ночь добрая Лада упала на колени перед образом Богородицы, с краткой молитвой и рассказом о сегодняшнем дне. «Пресвятая Богородица спаси нас». И Ладе почудилось, что с лика иконы Пресвятой Богородицы скатилась слеза. В скорбную память о несчастной пропавшей матери, о несчастном «воре по неволе», о несчастных сестрах, пропавших без вести. В скорбную память о всех несчастных жителях рабочего поселка, которые «пропали» в этой перестроечной жизни. В скорбную память о всех несчастных жителях провинциальной России, которые тоже «пропали» в этой перестроечной жизни. И сейчас они только тянут унылую, тяжелую лямку того, что когда-то раньше гордо и радостно называлось с большой буквы «Жизнь».