И все повторялось сначала. И снова и снова. И размер горы, которую надо было насыпать, зависел от величины жадности Души. И дневное задание определялось тем же самым. Иные души, помучившись час-другой, бежали на молитву в храм. И там целый день и ночь молились об искуплении своих грехов. Были души, которые мучились целый день и полночи. И гора блестящей мишуры, которую им надо было насыпать, была размером, как целый горный хребет. И молились они у штольни только ночью урывками, ибо времени не было. И только ночью, на короткий срок, шатаясь от страшной усталости и через силу, и тяжело дыша, они бежали в храм, чтобы умолять Всевышнего об искуплении своих земных грехов жадности. И иногда попадали на покаяние к своему духовнику. Ибо не было у них времени помолиться и покаяться. Так велико было их ежедневное задание по мукам. И урывками, когда удавалось по времени, они в молитвах умоляли своих жен, детей, близких, чтобы они молились за них, и делали добрые дела, во имя спасения их души. Но земной грех жадности их был так велик, что тут едва хватало молитв и добрых дел одного или двух поколений, чтобы помочь грешной душе. И пройдут века, пока такая жадная душа искупит свой грех жадности.
Улучив момент, Лада вместе с Ангелом Падшим подошла к ближайшей душе, которая, запыхавшись, на короткое время забежала в храм. Ибо в прохождении мучений у нее было большое задание на день, и часть ночи. И от своей вечной усталости душа еле-еле стояла на ногах.
Фигура объяснил Душе, как и зачем они подошли к ней.
И Душа покаянно начала свою исповедь.
«Имени у меня нет. Ибо имя мое не важно. Нас много, таких. И называйте нас «Жадные халявщики Божьего Дара». Я начинал с низов. Жил до 18 лет в бедной семье. И своих или наследственных денег не имел. И началась перестройка. Я быстро попал в струю. А струя, известно, какая: кто ближе всех был к государственной собственности и управлению, тот и клал ее себе в карман, задарма. Ибо изначально, до перестройки, все жили на одну зарплату. И если на нее и размахнешься, то не очень-то далеко. Разве, в продовольственном магазине, купишь, несколько сумок продуктов. А моя особая струя была в том, что я сумел попасть из «грязи в князи». Я ни к чему близок не был и ничем не управлял. А просто в это смутное время сообразил, что надо было поближе подобраться к власть имущим и влезть в их круг. Ведь я от природы умнее и хитрее многих из них был. И стал своим и близким к определенным влиятельным людям. И, наконец, я дорвался до жирного куска. То, что было создано несчастным и бедным русским народом за годы тяжелых пятилеток, я захватывал в свой карман в один момент за гроши. И чем больше я захватывал общенародной собственности, тем становился жаднее. Сердцем я понимал, что в эти фабрики и заводы вложили труд многие тысячи простых людей, которые их построили из поколения в поколение, и работали на них за маленькую зарплату. Сердцем я понимал, что всё это создано их потом и кровью. А умом я понимал: если государство отдает свою, т. е. общественную собственность за копейки, значит, это кому-то нужно, только не простому народу. И хватай, не думая, пока дают. А то другому отдадут, кто ближе к ним. Затем я бросился на природные, общенародные ресурсы: нефть, газ, руду, уголь. И их стал скупать за гроши. И хватал, пока дают. Но при этом меня мучил один очень простой вопрос. Я никак не мог понять, зачем мое государство, хранитель и защитник наших общенародных богатств, отдает мне, бывшей казанской сироте безработной, задаром, свои основные богатства? И даже природные общенародные богатства: нефть, газ, уголь, руду, лес и т. д. – оно отдает мне задаром. Ведь природные богатства не принадлежат государству. Они принадлежат Богу. Ибо он их сотворил, это творение природы. Раз это божье – значит, это общенародное. Ибо Бог народу дает свои творения. А не группе жуликов. И их хозяева – народ российский: Иванов, Петров, Сидоров, т. е. все те, кто проживает на этой земле. И если конкретно деятели государственные, не умели управлять божьим общенародным даром в тот момент. Надо было поручить это тем, кто умеет. А не прикрываться своим неумением и хозяйствовать, отдавая общенародное задарма.
И здесь, в чистилище, я спрашиваю тех государственных мужей той поры: а Вы, господа, Бога спрашивали, хозяина всех природных богатств, получили у него разрешение на разбазаривание их, этих божьих богатств? Если разрешение у Бога не получили, то души Ваши будут вечно гореть в огне, в Аду. Я это точно знаю. А там, на земле, тогда я понял, все, что у нас делается: это умом не понять, и в это только надо верить. И я поверил, для оправдания самого себя, что общенародные, природные богатства, созданные Богом для всех, – они мои, моя бесплатная собственность.