Современные болгарские повести

Богатырь — это, пожалуй, было не совсем точное определение для паренька, который сейчас стоял на дорожке, оробев от внезапно обращенных к нему глаз. Он был довольно рослый, но узкоплечий, и уши топырились на круглой голове, неожиданно всплывшей над кустами, отражая своей наголо остриженной поверхностью свет гирлянды лампочек. Его смущало множество взглядов, которые точно бабочки садились на его щеки, плечи и на эти торчащие уши, первыми начавшие раскаляться от внутреннего напряжения.

— Твое здоровье, браток!..

Возчик уже подошел к нему и, опрокинув стакан себе в глотку, мокрыми от вина губами чмокнул в щеку.

— Счастливо тебе служить, кролик! — выкрикнул с места Дочо Булгуров. — Возвращайся отличником боевой и политической подготовки.

Со всех сторон праздничного стола полетели возгласы, тосты, зазвенели бокалы, волнами накатило фанфарное приветствие аккордеониста-мадьяра.

— Сыночек мой! — подошла к сыну Стефка. Скверное настроение, владевшее ею на кухне, она спрятала под самой ласковой материнской улыбкой. Провела рукой по лацкану его пиджака, поправила расслабившийся узел галстука, погладила колючую короткую щетину, к которой никак не могла привыкнуть.

— Солдатик ты мой!.. Где же ты так долго?.. Отец просто извелся… Собрался уж машину заводить, ехать на розыски… Разве можно так?.. Поди поздоровайся с гостями…

Она под руку повела его к середине стола, с сияющим видом представила:

— Вот и Фео… Правда, в таком виде… Знали бы вы, какие у него волосы были… Видели, наверно, на карточке…

— Что делать… Неумолимые параграфы воинского устава… — каким-то виноватым тоном проговорил Недю Недев, потому что Стефка смотрела на него.

— Он и так хорош! — сказала Михайлова, специалистка по части мужской красоты. — Пускай остриженный — что особенного? Хиппи теперь уже не в моде…

— Подай руку товарищу Недеву! — сказала мать. — Ты что это? Будто в первый раз видишь… Это ведь Наташин папа… И с товарищ Недевой поздоровайся!

Фео послушно исполнял команду за командой. В его движениях чувствовалась торопливая старательность новобранца.

— А к этой красавице приглядись повнимательней, — втолковывала ему мать, когда он пожимал руку Наташе Недевой. — Давно у меня одна мысль на уме… Как это называется, товарищ Недев?.. Застолбить участок или как?

Публика, следившая эа каждым ее словом, поняла намек и разразилась веселым смехом. Недев засмеялся тоже.

— Страшный человек эта Стефка! — восхищенно проговорил Дилов. — Вон как свои делишки обделывает… Издалека подъезжает…

— И правильно делает! — сказал Дочо Булгуров, когда Фео отошел к другому концу стола. — Эти вопросы надо обдумывать загодя… Потому — время летит незаметно… Что такое два года?.. Промчатся, как два денечка!.. Вернется солдат со службы и не будет болтаться зря, все приготовлено: вот тебе дом, вот тебе женушка, вот тебе работа — живи да радуйся!.. Я — за таких родителей, только так и надо…

Хотел он добавить, что сам тоже из таких родителей, но побоялся, что прозвучит нескромно. Да и не к чему раскрывать перед всеми карты, каждый носит в себе свои сокровенный планы, которые, бывает, лопаются, если слишком много о них болтать. Эти членские взносы, к примеру, квитанционные книжки, которые он таскает в кармане… Не бог весть какая радость обходить одного за другим, рассыпаться из-за каких-то грошей, выписывать квитанции, а кто заупрямится — вдалбливать битый час, для чего ты эти гроши собираешь… Приятное занятие, ничего не скажешь… Ладно, пускай его считают простачком. Дочо Булгурову пальца в рот не клади. Не сегодня — завтра Пламен вырастет, надумает в институт поступать, обязательно потребуется какая-нибудь справка, а кто ему эту справку выдаст, если отец у него не будет активистом?..

* * *

Призывнику освободили место возле Наташи, поставили перед ним чистый прибор, ответственный за напитки принес чайник, налил ему сливовицы, подкрашенной жженым сахаром под цвет политуры. Фео залпом осушил рюмку.

— Орел! — воскликнул возчик. — Вот теперь ты мне нравишься!

— Солдат у нас бравый! — поддержал его Лазар Лазаров.

«Солдат» озирался по сторонам — мать куда-то исчезла, отца тоже не было видно, оркестр играл чардаш, женщины суетились с подносами, на которых дымились тарелки с тушеным мясом, на травяном дансинге Михайлова, соседка, танцевала с каким-то незнакомым человеком в клетчатом пиджаке…

«Сумасшедший дом какой-то, — подумал он. — Минутки спокойной не улучить, чтобы им сказать…»

— Ну, герой… — кто-то хлопнул его по плечу. Он обернулся, это был Булгуров. — Сейчас ты в порядке… Можно о тебе, так сказать, не печалиться: рядом девушка, музыка играет, пенистое вино рекою льется, или как там в песне…

Он уже основательно подзаправился, загорелое лицо блестело, как мокрый глиняный кувшин, и, как пенистое вино, хлестали через край слова:

— А ты, я гляжу, скис вроде… — продолжал Булгуров. — Выше голову! Все мы по этой дорожке прошли…