— Ты оставь правду, — сказал товарищ Гечев. — Тебе от нее нет никакой пользы. Нынче никого не интересует правда, мой мальчик. Если бы меня интересовала правда, я бы подох с голоду. Одной правдой сыт не будешь, запомни это. На правде далеко не уедешь. Послушай меня, я эту жизнь насквозь вижу — пропадешь ты. Это я тебе говорю.
— Да что мы его уламываем столько времени! — взорвался Ванка. — Целый день объясняем, в ножки кланяемся. Останемся без куска хлеба из-за его фантасмагорий!.. Осточертело мне все!.. Крумов ему объясняет, товарищ Гечев, я, дядя Ламбо, а он заладил: нет и нет! Пора кончать!..
— Ну что договорились? — спросил товарищ Гечев. — Или мне искать других рабочих?
— Договорились, — кивнул дядя Ламбо. — Запихнем куда-нибудь пуговицы и будем рыть дальше. Ты не беспокойся.
Товарищ Гечев не беспокоился. Он просто не любил осложнений и предпочитал, чтобы вокруг его деятельности не поднимался лишний шум, чтобы работа шла гладко и не останавливалась из-за каких-то скандалов. Он не боялся ни скандалов, ни конфликтов, но когда мог избежать их, избегал. Из-за этой истории мог погореть Крумов и ему было сложнее, потому что, если действительно окажется, что мертвец имел отношение к восстанию, то Крумову не отвертеться. Но это не его забота, пусть Крумов сам выкарабкивается. Его, Гечева, эта история почти не касается, Крумов ему — ни брат, ни сват, а лишь клиент, один из многочисленных клиентов. Однако если можно все заранее утрясти, то лучше утрясти.
— Ну, как, Сашко, договорились?
Сашко молчал и смотрел на белую скатерть.
— Смотри, парень, погоришь! — предупредил его товарищ Гечев. — Здорово погоришь, имей в виду!..
Сашко ничего не ответил.
— Ты слышишь? — неожиданно разозлился товарищ Гечев. — Кому говорю!..
— Слышу!.. — ответил Сашко.
Осы опять налетели на желтую сливовицу и, осторожно погружая крылья в рюмки, поползли к жидкости.
— Крумов, — сказал со злостью товарищ Гечев, — договаривайтесь здесь сами, у меня нет времени. Я сейчас так зол, что лучше… Дядя Ламбо, наставьте его на путь истинный, иначе влипнете все трое, так и знайте. До свиданья!..
Он пересек веранду, закрытую от солнца оранжевым тентом, и стал спускаться по ступенькам. Крумов проворно вскочил и кинулся его провожать…
— Я думал, что он свой человек, — говорил Крумов, пока они шагали по плитам к машине, стоявшей на дороге. — Я думал, коли он работает у тебя… Этот сукин сын может меня подвести под монастырь. Откуда он только взялся… Я-то думал, свой человек…
— Мало ли что ты думал, — ответил товарищ Гечев, — утрясай все и побыстрей, потому что ты не один, другие тоже ждут — и бур, и колодец… Я не собираюсь тебя ждать, мне это невыгодно…
Он сел в дребезжащий красный «Москвич», повизгивающий звук огласил окрестности, автомобиль поднял за собой тучи пыли и исчез на глазах у несчастного Крумова.
С веранды донеслись крики.
Крумов повернулся, сжал зубы и зашагал по плитам, поросшим травой и ромашками, по плитам, над которыми мерцали светлячки, по плитам, которые начинали таять в наступающих сумерках.
На веранде уже горел свет, вокруг лампы кружились ослепленные светом мушки и бились о горячее стекло. Дядя Ламбо говорил Сашко:
— Я привел тебя сюда, чтобы ты мог подработать, отец твой меня упросил… А теперь ты хочешь все испортить. В благодарность.
— Не хочу, — ответил Сашко. — Но ты не можешь понять…
— Работай и помалкивай, — прервал его дядя Ламбо, — вот тебе и вся правда. Мы с твоим отцом так и жили, детей вырастили и выучили, в люди вывели… Молчи и мотай на ус, меня слушай, мы с твоим отцом — друзья, все равно что он тебе это говорит.
— Постой, дядя Ламбо, — сказал Сашко, — разве можно всю жизнь помалкивать в тряпочку и терпеть… ведь мы тоже люди.
— Можно, — отрезал дядя Ламбо, — я вот всю жизнь помалкиваю. Твой отец тоже всю жизнь работает, и я не слышал, чтоб он горячился или речи толкал… Голоса его не слышал.
— Что ты его обхаживаешь? — ударил по столу рукой Ванка. — Слушай, ты что, не понимаешь, что из-за твоих бредней у нас все лето может пропасть? А?.. Знаешь, сколько дел у меня сорвется, если эта история начнет раскручиваться? Для того ли я здесь торчу столько месяцев, живу, как дикарь, людей не вижу, чтоб явился типчик вроде тебя и все испортил?.. И ради чего?.. Не выводи меня из терпения, не то я тебе все кости обломаю!.. Заткнись и помалкивай!.. Мы с тобой друзья и прочее, но веди себя по-человечески, иначе я не ручаюсь за себя!..
— Постойте, постойте, — вмешался дядя Ламбо. — Потише, не горячитесь, он образумится, он — хороший парень, я знаю его отца, мы с ним друзья…
Антон, который до сих пор молчал, разлил оставшуюся водку по рюмкам и сказал:
— Я тут слушаю тебя и никак не могу понять: ты за что, собственно, борешься? Чего ты хочешь?