Современные проблемы каноники и экклезиологии в Русской православной церкви

2. Право, определенное канонами и Уставом, имеет общепризнанное значение. Признавая в церкви «властные учреждения»; «архиереев, имеющих полноту юрисдикции в епархиях», как «носителей власти», профессор допускает участие мирян в церковной жизни лишь по благословению епископа. Рассуждая о правах, профессор делит народ Божий на «сословие архиереев», имеющих право и власть и «сословие белого духовенства и мирян, неуместно предъявляющих мнимые права» и подтверждает свою позицию ссылкой на апостола Павла: «Каждому же из нас дана благодать по мере дара Христова» (Еф 4:7). «Дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же» (1 Кор 12:4–5). Харизматические дары нельзя подменять церковным правом.

Церковь имеет теократическое устройство. Разделение общества на «имеющих права» и «несущих обязанности» характеризует систему с авторитарным устройством. Если епископы имеют права, а все прочие – обязанности, значит церковь изменила свою природу и отказалась жить по Вселенским канонам. Отказывая в правах мирянам и клирикам, профессор выводит их за пределы правового поля. В канонические отношения входит двойной стандарт, исключающий основной принцип права: «единое правовое пространство, в котором каждому предоставлена свобода, ограниченная нормой»[42]. Это значит, что в церкви нет права, нет суда, и разговор о них не имеет смысла.

Воля местного епископа, преподаваемая в частном благословении, может выражать любовь Божию. Тогда она имеет благодатное основание и осуществляет первый из трех порядков церковной жизни. Воля местного епископа может иметь в основании церковное право. Протопр. Николай Афанасьев называет его оцерковленным эмпирическим фактором, приобретающим в Церкви значение церковных начал[43]. Его влияние естественно, хотя искажает благодатную природу Церкви и ее институции. Это видно на эволюции понятия «собор». Воля епископа может быть авторитарной и выражать обычные человеческие страсти, одинаково разрушительные для Церкви, клириков, мирян и самого епископа.

«Епископы несут на себе полноту ответственности за Церковь перед Богом» [44]– такая декларация разделяет Тело Христово на две части: значимый епископат и незначимые клир и народ. Авторитет епископа в наши дни не нуждается в обосновании нравственным подвигом, богословской эрудицией, личными достоинствами, дарами чудотворения и пророчества. Он обоснован формальной властью и ее привилегиями. С другой стороны – недееспособный охлос, для которого «акцент на правах неуместен», права нужны не для защиты интересов, а для исполнения долга, который не сам выбрал, а получил свыше: выполнять обряды, подчиняться и платить.

А мученики, кровь которых сделалась семенем Церкви, не понесли за нее ответственность? А преподобные, окропившие потом трудов леса и пустыни, не отвечали за Церковь? А прп. Максим Исповедник не платил страданиями за верность церковному учению? Разве клирики и народ в советских тюрьмах не делили нары с епископами?

Ответственность несут все, кто реально расплачивается своей жизнью, кровью и потом.

Каноны не позволяют профессору утверждать, что «епископы несут полноту ответственности за Церковь». Каноны обязывают народ Божий к равной ответственности: «аще епископ, клирик или мирянин…» – с этих слов начинаются многие каноны.

Утверждение, что «епископат несет полноту ответственности за Церковь перед Богом» не обосновано Новым заветом и Восточной традицией. Такое обоснование можно найти в клерикальных традициях Рима. «Акцент на правах в ущерб обязанностям… неуместен… в… Церкви, где все должно быть пронизано духом любви и служения»[45]. Замечательно!

Во-первых, зачем право противопоставлять обязанностям? Права и обязанности должны быть уравновешены. Права личности основаны на признании образа Божия в человеке. Охраняя ее жизнь и достоинство, право заполняет вакуум любви. Права происходят из церковных актов, имеющих бесспорное значение: крещение, рукоположение, или – общепринятое: канонические правила, Устав. Если права клириков и мирян в церкви зависят от случайной воли епархиального епископа, они реально не обеспечены. Их нет.

Во-вторых, дух любви прекрасен, когда он есть. А если любовь иссякла, чем заменить ее кроме права, чтобы защитить слабого от обидчика, как повелевает закон Божий?

Церковный суд является «институализацией права». Называя права «мнимыми», проф. Цыпин вполне последовательно отрицает церковный суд и право за их несоответствие духу любви Христовой: «Разве в духе Христовой любви институализация… мнимых прав?»[46].

В любви Христовой ничего мнимого нет. В ней все подлинно. Насилие, произвол и жестокость, вопиющие примеры которых автор приводит в «Догмате о Церкви», в своем «Обращении к Священному Синоду» от 03.12.03 г. – не «в духе любви Христовой». Они убивают как дух любви, так и принцип права. Поэтому проф. Цыпин занимает непринципиальную позицию, колеблясь от полного отрицания права и его институтов до признания их необходимости в церковной жизни.