Современный английский детектив

На протяжении всего дня чувствовалось, что отношения Тони и Эвис сложились не лучшим образом, а перепалка, невольным свидетелем которой я стал, не оставляла сомнений на этот счёт.

— Я разговаривала с Кристофером, — заявила Эвис. Её бескровные щеки порозовели от гнева. — И остальных это не касается. Кристофер, я не так уж часто тебя о чем-нибудь прошу. — Теперь в её тоне появились просительные нотки.

Кристофер недоуменно пожал плечами.

— Я готов ради тебя на все, дорогая. Но сейчас ты ведёшь себя неблагоразумно, пойми.

Эвис натянуто улыбнулась.

— Наверное, ты прав. Это все нервы, — пробормотала она. — Пойду и постараюсь согреться. Спокойной ночи, друзья.

Она поднялась из-за стола и медленной, изящной поступью вышла из комнаты, остальные проводили её взглядом.

— Она, очевидно, просто переутомилась, — как бы извиняясь, произнёс Кристофер. — Да это и понятно после такого дня.

— Этот день был одинаково скверным для всех, — заметила Тони. — Но представьте себе, что было бы, если бы мы все стали капризничать, словно избалованные прима-балерины?!

— Это мне напоминает анекдот, — вступил в разговор Финбоу. — Один старшина отчитывает новобранцев, которых поймал с нечищеными пуговицами: «Что было бы, если бы все солдаты английской армии явились на парад с такими же грязными пуговицами?» На этот вопрос существует единственный ответ, но, насколько я знаю, никто ещё не рискнул так ответить. Он напрашивается сам собой: «Тогда бы вся английская армия вышла на парад с грязными пуговицами».

Тони рассмеялась, а Финбоу продолжал:

— Пускать в ход такой аргумент — недостойный приём в споре, Тони.

Эпизод с Эвис был забыт за приготовлениями к бриджу, но у меня все же остался неприятный осадок. Мне нередко приходилось видеть её грустной или погруженной в чёрную меланхолию, но никогда прежде она так явно не проявляла своего плохого настроения. Мои мрачные предчувствия усиливались.

В подавленном настроении сел я за ломберный столик в гостиной в паре с Финбоу, машинально сдавал карты и машинально играл. К моему великому облегчению, ход выиграл Финбоу и этим хоть на время избавил меня от необходимости делать вид, что мои мысли сосредоточены на игре. На диванчике за спиной Финбоу, почти касаясь лицом друг друга, о чем-то шептались Филипп и Тони. Снова обратившись к бриджу, я увидел, как Финбоу с блеском проводит рискованную комбинацию «четыре пики». Я был плохим партнёром, но игра все же рассеяла мои страхи.

Я играю в бридж почти всю свою сознательную жизнь и без хвастовства могу сказать, что благодаря своей незаурядной памяти считаюсь игроком выше среднего уровня. Но я явно не мог состязаться со своими партнёрами в тот вечер. Финбоу слыл, как говорили в Гонконге, «карточным асом к востоку от Сингапура». С его живым умом и богатой практикой, приобретённой во время скучных, долгих вечеров вдали от родины, иного быть и не могло. Уильям и Кристофер тоже были первоклассными игроками, я бы даже затруднился сказать, кто из них троих играет лучше. Но у каждого был свой стиль игры, который сильно отличался от стиля двух других. Уильям сидел, потирая подбородок, нарушая молчание только тогда, когда того требовала игра, он с математической точностью определял все шансы и ни на йоту не отступал от того, что подсказывал ему разум. Игра Финбоу была смешением классического бриджа с рискованным покером. Однажды после очередного головокружительного блефа он сказал: «Бридж — это жалкая замена доброй беседы. Однако у меня в жизни ещё не было беседы, оставляющей такое же чувство удовлетворения, какое испытываешь после удачно проведённого блефа», Кристофер улыбнулся:

— Судя по тем немногим беседам, свидетелем которых я был, я бы не сказал, что вы испытываете от них меньше удовольствия.

У Кристофера, как я заметил, тоже было чутьё игрока, которого я лично лишён начисто.

Пока шла игра, я забыл о своих тревогах. Даже ни разу не вспомнил о нашем напряжённом ожидании в темноте. К слову сказать, несмотря на то, что все три моих партнёра были в этот вечер в ударе, я выиграл фунт стерлингов — мне шла хорошая карта.

Около половины двенадцатого закончился третий роббер, и мы разошлись по комнатам. Я уже начал снимать пиджак, как вдруг Финбоу остановил меня.

— Постой, — сказал он, — пойдём покатаемся на лодке. Нам надо поговорить.

В другое время я бы стал возражать — у людей определённого возраста привычки, как известно, становятся второй натурой, а я даже в молодости не питал пристрастия к полуночным прогулкам на лодке, — но при последних словах Финбоу все мои смутные догадки и опасения ожили снова. Возраст не властен над такими чувствами, как волнение и тревога, и я довольно искренне ответил:

— С удовольствием!

— Только нам нужно подождать полчасика, — тихо сказал Финбоу, закуривая сигарету, — пока наши молодые люди не заснут. А ты пока почитай что-нибудь — не стоит начинать разговор в этих стенах.