Современный английский детектив

Целую минуту я не мог собраться с мыслями. Полицейский сыщик, впадающий в восторженный экстаз, едва речь заходит о расследовании преступлений, — явление довольно странное, но полицейский, смущающийся, как викторианская барышня, — это вообще нечто немыслимое. Я припомнил, как нарочито подчёркнуто он произнёс слово «похоть» несколько минут назад. Внезапно его фамилия открыла мне глаза. Он ирландец, и это все объясняет. Не раз сталкивался я с ханжеской сверхстыдливостью ирландских католиков, которая породила такие позорные явления в Америке, как цензура в Бостоне, междоусобные войны гангстеров, мистера Джеймса Джойса, а в настоящий момент послужила причиной странного замешательства сержанта уголовной полиции Алоиза Беррелла.

Не успел он опомниться от одного удара, как за ним последовал другой. Мы повели его в каюту, которую занимали Эвис и Тони, — последнее из всех возможных мест на яхте, где мог быть спрятан пистолет. Он постучал в дверь и вошёл. Я успел только мельком увидеть Тони, которая сидела на коленях у Филиппа и обнимала его, как дверь перед моим носом тут же захлопнулась, и лицо Беррелла, оказавшегося по эту сторону двери, стала заливать густая краска.

— Отвратительно, — указал он на закрытую дверь, — когда молодые люди собираются компаниями и занимаются амурами без зазрения совести у всех на глазах, — и добавил, подумав: — А тут ещё рядом лежит убитый. Сзади раздался чей-то приятный голос: — И ведь что любопытно — такова природа людей: они наиболее склонны крутить амуры, как метко подметил этот джентльмен, именно в такие моменты, когда, скажем, произошло убийство. И заметьте, неожиданно свалившаяся беда — гораздо более сильный возбудитель эмоций, чем джазовая музыка.

Я обернулся и поймал усмешку в глазах Финбоу. Он стоял у нижней ступеньки кормового трапа — высокий, элегантный, невозмутимый. Как-то одна моя знакомая сказала про него, что «в глазах иностранцев он эталон мужской красоты англичан», но, поскольку он ей нравился больше, чем она ему, это, возможно, было преувеличением.

Впрочем, в какой-то мере эта девушка была близка к истине. Он отличался той красотой, которая, будучи предметом зависти всех европейцев и большей части американцев, придаёт импозантность, но не бросается в глаза. У него было удлинённое худощавое лицо с крупным носом и посеребрённые виски. Злейший его враг мог бы Сказать, что в лице Финбоу есть что-то лошадиное, но с ещё большим основанием его лучший друг назвал бы его внешность весьма привлекательной.

Я представил Финбоу всех своих друзей. Ради такого случая даже Филипп и Тони покинули своё убежище, чтобы пожать ему руку, и я заметил, что Тони отчаянно кокетничает, стараясь произвести на Финбоу впечатление. Однако тому было не до неё — он был увлечён беседой с Берреллом.

— Вот увидите, сержант, пребывание на вилле человека, не замешанного в эту историю, значительно облегчит вашу задачу, — убеждал Финбоу.

— Так-то оно так, — неохотно согласился Беррелл.

— А потом, — вкрадчиво продолжал Финбоу, — я всю жизнь мечтал своими глазами увидеть, как ведётся расследование дела об убийстве. Мне всегда хотелось посмотреть, как такой человек, как вы, сержант, действует в сложной обстановке, распутывая клубок таинственных загадок. Это, должно быть, захватывающе интересно!

Медоточивые речи Финбоу сделали своё дело: на розовом лице Беррелла засияла наивная, почти детская радость, и он с жаром произнёс:

— Если вы хотите научиться чему-нибудь, мистер Финбоу, вам надо присутствовать при расследовании с самого начала. Логическое построение — вот что важно в нашем деле; и, если вы пропустите первые шаги, вы не сможете уловить дальнейший ход следствия.

— Разумеется, разумеется, — согласился Финбоу.

— Это очень любопытный случай. Я обшарил яхту, — сообщил Беррелл, — и нигде не нашёл ни пистолета, ни судового журнала, ни флажка. Они как в воду канули. Зато я собрал немало информации. Если вы не возражаете, пройдём в большую каюту, и я ознакомлю вас со всеми фактами, которые я собрал и записал в последние полчаса.

— Это очень любезно с вашей стороны, — ответил Финбоу, и они направились в кают-компанию.

Уильям слушал их разговор с угрюмым видом. После того как они удалились, он, недоверчиво глядя на меня, спросил:

— Этот ваш друг увлекается криминалистикой, не так ли?

— Он просто любознательный человек, — ответил я. — Он интересуется почти всем на свете. А нам отнюдь не помешает иметь у себя компетентного человека, если впереди нас ждут допросы ещё не одного такого Алоиза Беррелла.

При этом имени у Кристофера и Уильяма вырвался нервный смешок, а Тони сказала:

— Этот бедняга зарделся как маков цвет, когда заглянул в каюту и увидел, что Филипп меня целует. Надо бы заняться его перевоспитанием.