Современный болгарский детектив

Сейчас он покраснел, запыхался — может, потому, что быстро взбежал по лестнице. Но чтобы молодой человек устал, поднявшись на второй этаж? Этакий здоровяк? Стал посреди комнаты и впился в меня взглядом (впрочем, мог сразу и не узнать: мы с ним сидели-то за столом один-единственный раз).

— Привет!

Протянул руку. Его ладонь показалась мне очень горячей. Тоди спросил, не хочет ли он выпить.

— Налей. Только одну.

Ответил так, как будто всю неделю водки не нюхал и готов выпить целую бутылку.

Он едва дождался, пока Тоди нальет, и не взял, а буквально вырвал рюмку.

— Будьте живы-здоровы!

Опрокинув водку, поставил рюмку и взглядом показал, чтобы Тоди налил еще.

— Куда ты торопишься?

— Никуда!

Он засмеялся. Голос его дребезжал. Раньше я не слышал у него такого нервного смеха. Не обращая на нас внимания, Тони посмотрел на свои ладони и зажмурился, будто увидел что-то неприятное, на мгновение задумался, потом снова схватил рюмку. На этот раз выпил, даже не приглашая нас, не пожелав нам здоровья, словно тушил какой-то огонь. И у меня бывало такое, но после я, наоборот, скоро распрямлялся, дышал глубже, а Тони как-то остервенел. Журналистика — трудная вещь, доказывал он кому-нибудь, кто с ним пытался спорить. Очень сложная и ответственная работа, но если подберешь ключик, в любом положении выйдешь сухим из воды. Весь вопрос в том, какую проблему и как преподнести читателям. Вот, к примеру, властолюбие — один из самых старых человеческих пороков — надо только увидеть, когда и как он начинает проявляться.

Тони и пил и спорил точно школьник. Школьники вот так напиваются, ускоренным темпом, и начинают доказывать что-то, хотя никто им и слова против не говорит.

Для меня журналистика и все, о чем Тони говорил, — китайская грамота. Я тоже сначала пил, но заметил, что Тоди не расслабляется, только нюхает водку. И я стал воздерживаться, чтобы у меня в голове не затуманилось. А Тони осушил и четвертую рюмку, и так распалился, защищая свою профессию, что заработал не только языком, но и руками. Он шатался из стороны в сторону, ноги его переплелись, он опрокинулся на спину, задев при падении за край дивана, и так и остался — сам на ковре, голова — на диване. Мы с Тоди вскочили, склонились над ним. Он открывал рот, но ничего не было слышно, кроме какого-то хрюканья. Тоди схватил его под мышки, скомандовал мне:

— Держи его за ноги.

Мы положили его на диван. Глаза Тони померкли, губы побелели как мел, лицо стало похоже на кусок замерзшего бараньего сала. Такое лицо можно увидеть на операционном столе, только я никогда не был в хирургическом отделении, не видел, как оперируют человека. Правда, в болгарских фильмах я насмотрелся на такое количество операций, что жуть берет — их в кино делают больше, чем в больницах.

Тоди принес стакан с водой, побрызгал ему в лицо, пошлепал по щекам.

Наконец Тони очнулся и попытался, заикаясь, что-то сказать:

— Я, я...

Взгляд его оживал, он начал осматриваться, будто впервые попал сюда. Попробовал поднять голову, но Тоди остановил его:

— Не вставай. Отдохни. Ты переутомился. Позвонить в поликлинику?

Тони испуганно и решительно замотал головой и сел, крепко растирая ладонью лицо.

— Сварить тебе кофе?

Он отказался, стал растирать грудь, а сам щурился — похоже, у него сильно кружилась голова. Мы смотрели на него, молчали, выжидали. Он встал.

— Я пойду. Приятного вам веселья.

— Тебя проводить? — спросил Тоди.

— Нет, уже все прошло.

— Вызвать такси?

— Не надо. Лучше пройдусь пешком.

Ноги у него были как резиновые, но он шел, и шел вроде сносно. Мог дойти и один. В общем, быстро у него прошло.

Тоди, проводив его, вернулся к столу. Я спросил:

— Что с ним стряслось?

— Тяжело переносит высокие обороты. Нервный кризис.

— Я считал, он крепкий мужик.

— Он никогда не попадал в такое положение.

Тоди задумался о чем-то своем, и видно было, что отвечал мне просто так, лишь бы не молчать.

— Я пойду, — сказал я, заметив это. — Если появится работа, сообщи.

Он и не пытался меня задержать.

Я встал, поднес два пальца к виску и пошел. На улице, окунувшись в туман, я некоторое время шел по тротуару. Тоди мог подсматривать из окна и заметить, что я еще здесь. Впрочем, если бы я и продолжал следить за ним, едва ли увидел бы больше того, что уже видел и понял...

В субботу утром капитан Хантов приходит ко мне домой и расспрашивает о Дашке. Не мог же я ему все рассказать. Плохо только, что он думает, будто я знаю кое-что, но молчу. Это очень плохо. Единственное, что меня успокаивало, — это мое старое правило: если ты чист, работай спокойно и беда никогда не свалится на твою голову. Приобретай навык там, где другие, может, только выгоду и приобретают.

Надо было отдохнуть, полежать хотя бы до обеда, но этот капитан мне весь кайф поломал. Расхотелось ложиться, решил заглянуть в наш кабак, схватить граммов двести для начала. Оказалось, что по субботам он не работает. Именно в то время, когда люди свободны и им хочется повидаться друг с другом и поболтать за рюмкой.