Современный чехословацкий детектив

Шофер, выставив локоть в открытое окно, спросил:

— Мне ждать?

Мужчина с трубкой, неустанно оглядывая аркады и временами посматривая на балюстраду, выбил о каблук пепел из недокуренной трубки.

— Не надо, Богоуш. Все могут возвращаться в Прагу. Куда ж это он подевался?

— Может, за грибами пошел, — спокойно ответил водитель Богуслав Вок. — Он же в отпуску.

— Нет, — злорадно возразил мужчина с трубкой. — Уже не в отпуске. Ты не угостишь меня сигаретой?

Богоуш Вок протянул пачку. Надпоручик вынул сигарету, блаженно закурил и вернул пачку шоферу, потом оглянулся на дверь квартиры.

— Ну, как подвигается?

— Отлично, еще минуту...

В этот момент Михал Экснер едва не вскрикнул, потому что кто-то осторожно похлопал его по плечу.

— Тс-с!

Он послушался и, прячась за колонной, медленно обернулся. У него за спиной, приложив палец к губам, стоял усатый, добродушного вида человек. Жестом он указал через плечо — там было открыто окно в канцелярию замка. Письменный стол, на нем бутылка и бокалы с вином, соленое печенье; в высоком кресле — седоватый человек в черном берете, с очень красным лицом (видимо, от жары). У занавески с подсолнухами стояла светловолосая женщина, загорелая, пышная. Смотрела она приветливо.

Экснер вопросительно показал пальцем на окно.

Усатый кивнул.

Женщина у занавески улыбнулась, сверкнув зубами.

Михал Экснер слегка поклонился, благодаря за оказанную честь.

Ни Богоуш Вок, ни надпоручик Влчек ничего не заметили — окно было скрыто колонной.

Капитан Экснер, не колеблясь, влез через окно в канцелярию замка, за ним последовал управляющий этой средневековой резиденции. Он затворил окно и резким движением задернул занавеску из того же ситца, что и на окошечке, выходящем под арку.

— Благодарю, — облегченно вздохнул Михал Экснер. И с несмелой мальчишеской улыбкой посмотрел в глаза пани Калабовой. — Прошу прощения, я доктор Экснер... Чему обязан? Такой милый заговор...

— Калабова, — представилась она. Муж ее, стоя за спиной у Экснера, закашлялся.

Краснолицый мужчина в черном берете наклонился вперед, приподнимаясь в кресле, и подал Экснеру руку.

— Мое имя — Матейка. Чему обязаны? Не чему, а кому! Вот — милой пани Калабовой. — Он попытался улыбнуться, но был уже пьян, и получилась только кривая ухмылка. — Она заметила вас утром. Когда вас арестовали и вели из парка в город. Вы Рамбоусека... Гм... Или вы просто так сбежали от них и боитесь, что вас снова поймают?

— Меня отпустили, — скромно ответил Экснер. — Я оказался в парке совершенно случайно. Рад познакомиться, — сердечно сказал он, пожимая руку хозяину. — Пан Калаб, если не ошибаюсь. Рад познакомиться, пан Матейка. Я... я приехал в отпуск. Говорят, здесь что-то произошло...

Калаб тем временем поставил на стол новый бокал, наполнил его до краев красным вином и молча протянул Экснеру.

— Спасибо. — Капитан Экснер пригубил вино. — Поминки?

Зазвонил телефон, и Калабова подняла трубку.

— Замок-музей Опольна, — произнесла она своим теплым альтом. — Пана доктора Медека? Минутку. Попробую соединить вас с галереей. — Она нажала кнопку и набрала номер. Через открытое окно было слышно, как где-то тщетно звонит телефон. Вера вновь нажала кнопку. — Пан доктор Медек не отвечает. Вероятно, ушел обедать. Да. Говорит Калабова. Телеграмма? Хорошо, пани, я оставлю ему записку.

Она положила трубку, рассеянно огляделась по сторонам.

— Что вы сказали? Поминки? — Она вздохнула. — Что-то в этом роде. Мы все тут очень близки друг другу.

— А кто вы такой, молодой человек? — поинтересовался захмелевший художник.

— Ваше здоровье! — Михал Экснер поднял бокал, глядя на пани Калабову и ее мужа. — Я ботаник. А вы?

— Я странник, — радостно сообщил Войтех Матейка. — Я странствую по этому краю, верно? — Берет у него съехал на сторону, приоткрыв бледную лысину.

— Пан Матейка — художник, — разъяснил Калаб. — Пейзажист.

Матейка раскинул ручки, сияя пьяной улыбкой. Экснер взглянул в его сторону и учтиво приподнял свой бокал.

— Все сегодня как-то странно взволнованы, — многозначительно заметил Экснер.

— Но ведь... — Калабова запнулась. — Ведь здесь убили...

Экснер грустно улыбнулся.

— Я сказал... я сказал, пани Калабова: взволнованы. Не опечалены, не подавлены, а взволнованы.

— Дело в том, что его никто... никто не любил, — проговорил Матейка с ухмылкой, кривясь на вино, колыхавшееся в бокале, который он держал чуть дрожащей рукой на уровне лица.

Калаб смущенно закашлялся.

— О мертвых говорят только хорошее, правда? — Он схватил бутылку и долил всем. — Ваше здоровье!

36

Отмычка повернулась в замке с отчетливым щелчком.

Мужчина, успешно проделавший эту процедуру, удовлетворенно прищурился, выпрямился, достал мятый носовой платок, обернул им кончик латунной дверной ручки и двумя пальцами — осторожно, почти нежно — нажал. Дверь медленно открылась.

Внутри была еще одна дверь, но она была приотворена. Человек, открывший замок отмычкой, слегка тронул ее пальцем. Слабый сквозняк донес запах масляной краски. В квартире негромко хлопнуло окно.

Надпоручик Влчек — а это был он — раздавил окурок сигареты и отшвырнул его к водосточной канаве.