Нетрудно было решите, который пароль правильный, «Гек» мог обмануть меня. Коларжу обманывать не было смысла. Карличек явился к нему без всякого пароля, объявив просто, что должен встретиться у него с агентом ГК 12/37. «Гек» и я стояли друг перед другом врагами. Карличек в роли Майера и профессор Коларж ждали агента как союзники, в общем напряжении. Оба не знали агента в лицо. Он воплощался для них в пароле, который передал профессору, по-видимому, резидент. И оба полагались на этот пароль, поскольку Майер был в опасности, а вместе с ним в критическое положение попадал и Коларж.
— Волк, даже пойманный, все норовит укусить, — пробормотал Карличек и расчихался, хотя на нем был дождевик. На ветке куста висела его шляпа. Стало быть, он снарядился для экспедиции весьма предусмотрительно. Без шляпы с полями дождь заливал бы ему очки.
А что волки кусаются до последнего, тут он прав. Ложный пароль — это был второй укус нашего волка. Первый достался Лоубалу. Да, было бы противно здравому смыслу упрекать Карличека за то, что он по своей инициативе ушел оттуда, где должен был ждать меня.
— Дождь лупил всю ночь, — оживленно затараторил Карличек. — Сами понимаете, я подумал о вас...
Он вынул из кармана серебряный портсигар и раскрыл его. Заманчиво забелели два ряда сигарет. А в руках у Карличека появилась уже и зажигалка, которая действительно зажигалась, а не фотографировала.
— Наш брат обязан обладать талантом наблюдательности, — продолжал он. — Я знаю, у вас сигареты в бумажных пачках. Что должно было сделаться с ними в такую погоду? Прошу, угощайтесь, у профессора не убудет.
Без малейших угрызений совести я взял сигарету и разом забыл даже сырой холод, пронизывавший все мое тело.
Я наслаждался; по-моему, Карличек оказал мне куда большую услугу сухой сигаретой, чем настоящим паролем!
— Хорошо, Карличек. Ваши заслуги неоценимы. Но что скажет Коларж, узнав, что вы скрылись, да еще с портсигаром?
Он беспечно махнул рукой.
— Э, все ведь можно повернуть так, чтобы важно было не то, что скажет он, а то, что скажу я. А я сказал ему, что не могу сидеть у него без дела. Тут, говорю ему, мы с вами точим ножичек на поросеночка, который хрюкает неизвестно где, а того и гляди вовсе спрячется. Я, понимаете, веду себя при Коларже довольно грубо, мне это кажется наиболее подходящим тоном. А поросеночек, на которого мы точим ножички, — это «подозрительный Фидлер», как вы можете догадаться. Я должен передать «Геку» сведения о нем, а между тем вот уже почти двое суток, как я выпустил его из виду. Вот это я и предложил профессору к размышлению. «Гек» появится неизвестно когда, говорю ему. И если появится первым, прекрасно может меня подождать. А я пока гляну, что поделывает Фидлер. На дворе, правда, ночь и дождь хлещет, ну да я уж как-нибудь доберусь до Праги автостопом. К тому же неподалеку деревня. Одним словом, смотаюсь в Прагу и вернусь. И не бойтесь за меня, пан профессор, я человек осторожный. Дайте мне сигарет, говорю, может, кого угостить придется. Могло ли прийти в профессорскую голову, что я залезу в какие-то кусты?
Что ж, такое объяснение меня удовлетворило.
— И когда вы думаете вернуться к Коларжу?
— Прямо сейчас. У него там очень мило. Главное, комаров нет. Я там устроился с шиком. Коларж мне доверяет. А вообще-то он осторожный старикан. Постучался сосед, попросил одолжить опрыскиватель — профессор и в калитку-то его не впустил, через забор крикнул, что опрыскиватель поломался. Он даже доктора не впустил, тот раз в месяц — и совершенно зря — приходит осведомиться о здоровье столетней бабушки его жены.
Карличек снял с ветки свою шляпу.
— Приходите, когда вам будет удобно, — прибавил он. — Вас ждут. Но берегитесь собаки! Страшная зверюга. Да, а что касается письма, которое я вам послал...
Я удивленно глянул на него.
— Вы посылали мне письмо?!
— Ну да, через жену. Неужели не получили?
— Никакого письма я не получал.
Карличек почему-то просиял.
— Видно, моя жена рассудительнее меня — за исключением проблем воспитания детей. Пожалуйста, если это письмо все-таки попадет к вам в руки — не показывайте его товарищу Скале!
И Карличек юркнул в кусты, чтоб я не успел ни о чем его спросить. А я и не собирался. Чего бы я стоил, если б смысл записки Карличека остался для меня темным? Какого рода яд мог находиться в квартире Фидлера, я уже тоже понял — оснований для этого хватало. Но это дело следовало пока отложить, да, думаю, и Карличек не спешил бы сообщить мне свои выводы, если б не хотел для своего выступления на вилле Коларжа обрести душевное спокойствие, слегка отомстив Скале.
Я повернулся к солнцу. Оно стояло еще низко и с трудом отвоевывало себе место, с которого, исполняя свой долг, обязано было светить на весь мир, а главное — на меня. Уже летали птицы — где-то я слышал, что они поют и кричат ранними утрами только оттого, что им холодно. По железной дороге время от времени проходили поезда. Бурый дым паровозов заслонял слабенькое солнышко. На том берегу, вдалеке, показались первые люди.