Современный чехословацкий детектив

Коларж поднялся во весь свой величественный рост, с достоинством двинулся к двери и повел нас в конец прихожей, к лестнице. Мы поднялись. Он открыл одну из нескольких дверей. За нею была просторная чистая спальня с двумя деревянными старомодными кроватями.

— Спится здесь неплохо, — заметил Карличек. — Предлагаю вам занять вот эту кровать, mein Herr, поскольку сам я оккупировал другую и не люблю без надобности менять что-либо. Пижама есть? — Он отвернул одеяло. — Alles in Ordnung [14]. Профессор, дайте что-нибудь и для моего соночлежника.

— Бельевой шкаф в вашем распоряжении, — с невозмутимой готовностью ответствовал Коларж. — Только сначала воспользуйтесь ванной.

В ванной был электрический нагреватель для воды. Когда я вышел из нее в длинной ночной рубашке профессора, Карличек уже облачился в пижаму цвета лососины, явно принадлежавшую пани профессорше.

Мы не выходили из роли, даже когда остались наедине. У стен бывают уши.

— Спать можете спокойно, mein Herr, — сказал Карличек, забираясь под одеяло. — Собака сторожит во дворе. В самом доме опасности никакой. Я проверил все от чердака до подвала. Мы имеем честь находиться в супружеской спальне. Супругов я, можно сказать, попросил отсюда. Справа от нас, правда, комната для гостей, но я не люблю кровати с сеткой. Дальше по коридору в небольшой комнатушке лежит маразматическая и растрепанная бабушка мадам профессорши. Живой труп. Уже даже и не кашляет. Я заглядывал к ней — сквозь щелку в двери, конечно. Слева каморка профессоровой тещи. Больше никого в доме нет. Гардеробная напротив ванной.

Окна супружеской спальни выходили во фруктовый сад. Дальше виднелись крыши нескольких дач, за ними поля и низкая сероватая линия леса на горизонте. Местами проглядывала светлая искрящаяся лента реки. Вдали, похожий на кучку кубиков и черепков, лежал городок. Землю окутывала тень облачной завесы, солнце так и не пробилось сквозь нее. Сил его хватило лишь на то, чтобы приостановить дождь. Я повернул ключ в двери.

— Спокойной ночи, mein Herr, — пожелал мне Карличек.

— Gute Nacht, Mayer [15].

Сейчас не было смысла что-либо обдумывать. Посмотрим, с чем вернется профессор. Если Госсарт уже завладела пропавшими документами, то американский резидент еще и не знает, о чем пойдет речь. Побасенки профессора будут иметь для него значение даже в том случае, если Госсарт ни в чем не признается.

Какое наслаждение вытянуться на кровати после такой ночки!

Портфель «Гека» я положил под подушку.

 

Когда я проснулся, часы показывали без пяти два. Я спустил ноги с кровати.

— Эй, Майер, довольно дрыхнуть! — крикнул я нарочно громко, потому что вид у спящего Карличека был совсем детский, и кто знает, может, он заспал все происшедшее и теперь воображает, будто сейчас к нему заберется сынишка повозиться в постели. Но Карличек очнулся сразу и тотчас, помаргивая, водрузил на нос очки.

— Я тоже так думаю. Бриться будете первым?

Мы привели себя в порядок. Забрызгали всю профессорову ванную, конфисковали у него два бритвенных лезвия, извели пропасть мыла. Следы комариных укусов на моем лице несколько побледнели, хотя большая часть эффективной желтой мази осталась на подушке. Одеколон чертовски щипал.

Костюмы наши были, разумеется, в бедственном виде, но мы не обращали на это внимания.

Спустившись, мы прямиком направились в кухню, где напугали полную женщину лет пятидесяти. На низеньком табурете у плиты сидела старушка в домашних туфлях.

— Пани профессорша, мы умираем с голоду!. — заявил Карличек.

Со всеми признаками смущения заботливой хозяйки она вытерла руки и сказала нам, что обед остыл, так как уже три часа. Профессорша, несомненно, знала, что за гости у ее мужа, но ни во что не вмешивалась.

Обед был хорош. Сытный суп, свиные отбивные с картошкой, салат со своего огорода, нежное творожное суфле, две бутылки пива, блюдо клубники, кофе и чай. Профессора дома не было. Жена его, хоть и должна была считать меня закоренелым убийцей, не поколебалась подойти ко мне с платяной щеткой в руке. Я наотрез отказался от ее услуг.

Вскоре подали полдник. Мы скучали без дела. Развалившись в кресле, я курил профессорские сигареты. Всякий раз, как жена профессора входила к нам с предложением каких-нибудь услуг, Карличек просил ее удалиться и не мешать нам и присовокуплял какое-нибудь проклятие.

Профессор вернулся в шестом часу вечера. Опять он был весь розовенький. Держался сухо. Отдал шляпу своей курочке, которая при нем казалась чуть ли не запуганной.

— В субботу после обеда, — сказал нам профессор, — Часа в четыре. В это время сюда приезжает много гуляющей публики. Так и для вас лучше — незаметнее.

— Приедут оба? — небрежно спросил Карличек.

— Да.

День клонился к вечеру. Солнце наконец пробилось сквозь облака, но уже низко над горизонтом. Оно проглянуло в окружении огненно-желтой зари, словно измученное единоборством с тучами. С сумерками на стол подали диетические сосиски.

— Времени у вас достаточно, господа, — заявил после ужина профессор, — Ваш поезд в Прагу — в двадцать два пятнадцать.