Современный чехословацкий детектив

На площадке отражалась темная тень — силуэт человека, который решил постоять и глотнуть свежего воздуха. Это была женщина в белом халате с засученными рукавами. Ее темные волосы обвисли, а милые и упрямые губы казались почти бескровными.

— Добрый вечер, — поздоровался я.

Кивнув с отсутствующим видом, доктор Майерова посторонилась. Но я продолжал стоять. Тогда она пригляделась ко мне и узнала.

— Добрый вечер, — ответила докторша. Тоном далеко не восторженным.

Меня это не отпугнуло.

— Могу я поговорить с Йозефом? — вкрадчиво спросил я.

— Сейчас? Нет.

— Почему нет? Я ведь только на минуту.

— Потому что поздно, — упорствовала она. — И еще… Ваш последний визит не слишком пошел ему на пользу. Вы не должны рассказывать Йозефу о том, что происходит за больничными стенами. Ему нужен покой.

Я изобразил на своем лице виноватую улыбку.

— Это трудно. Йозеф и на смертном одре будет интересоваться делами на стройке. Да и не стоит держать его в изоляции. Это повредит ему гораздо больше, чем наш минутный разговор.

Доктор Майерова слушала меня с тем безразлично-терпеливым выражением, которое практикуется в лечебных учреждениях специально для бесед с назойливыми профанами. В ее исполнении эта мина достигла своего совершенства.

— Сегодня здесь был пан Иреш, — жестко сказала она. — Разговаривал с Йозефом полдня. Сомневаюсь, что вы можете сообщить ему еще что-нибудь интересное.

— Я должен… — осторожно начал я, но докторша меня перебила:

— Прошу вас свои личные проблемы оставить пока при себе. Поймите же, Йозефа привезли в очень тяжелом состоянии. Всякие неприятные эмоции сведут к нулю проведенное нами лечение.

— Как может его взволновать то, что к нему не имеет отношения! — не сдавался я. — О том, что случилось, он знает и не думать об этом, конечно, не может. Вы ведь тоже в курсе? Йозеф вам рассказал, верно?

Сунув руку в карман, докторша вытащила, пачку сигарет. Я дал ей огня. На засученном рукаве халата виднелось кровавое пятно, на белой коже возле локтя — красная полоса. Она медлила с ответом.

— Нет, не Йозеф… — наконец выговорила Геленка.

Понадобилось время, чтобы до меня дошел смысл ее лаконичного ответа.

— Тогда кто? Поручик Павровский?

Пани Майерова, выпустив облачко дыма, зажмурила глаза.

— Вы не единственный, кто навещает Йозефа, — уклончиво ответила она. Увидев у себя на руке кровавую полосу, докторша, послюнив палец, сунула сигарету в рот и начала тереть пятно. В эту минуту ее подбородок выглядел особенно упрямым.

— Кто тут был? Прошу вас, позвольте мне поговорить с Йозефом! Хватит и пяти минут, даю вам слово.

— Нет. — Она снова вложила в рот вместо сигареты покрытый уже засохшей кровью пальчик. — Напрасно вы меня уговариваете. И к сестрам даже не пытайтесь… я их предупредила, чтобы к Йозефу никого не пускали.

Она легко угадала мой замысел, который я собирался осуществить, как только она уйдет. Докторша выглядела хрупкой и измученной, точно маленький вампир, которому достаточно капли крови, чтобы вновь обрести нечеловеческие силы. Не удержавшись, я сообщил ей об этом.

— Это вы вампир! — Она показала мелкие белоснежные зубки. — Не стыдно вам избавляться от неприятностей за счет больного человека?

— Что вы говорите? — возмущенно воскликнул я. — От чего, по-вашему, я собираюсь избавиться за счет Йозефа? У него-то с этим что общего? Что вы про это знаете? Й что пытаетесь скрыть?

— Ничего, чем могли бы заинтересоваться органы безопасности.

— Вы так уверены? А я — нет! И хочу знать, пусть от вас, раз уж вы не пускаете меня к Йозефу!

— Я не собираюсь распространяться о личных проблемах других людей, — ловко отшила она меня. — Приходите в среду. У нас день свиданий. Спросите у Йозефа.

— Но я не могу ждать до среды!

Геленка передернула плечиком.

— Тогда спросите…

— У кого? — Я пожирал ее глазами. — Почему вы такая неприступная?

В первый раз она обнаружила что-то вроде женской слабости.

— К счастью, не все женщины на меня похожи. — Язвительно усмехнувшись, она отшвырнула сигарету, которой затянулась не более трех раз, повернулась и ушла. По всей вероятности, ее дожидались еще несколько бедняг, в которых она с наслаждением всадит скальпель. Я надеялся, что к ним она будет милосерднее, чем ко мне, по крайней мере даст наркоз.

* * *

Я обошел вокруг хирургического корпуса, как дедушка, который хотел освободить Будулинека[10] из лисьего логова. Но у меня не нашлось под рукой скрипочки, да и лиса оказалась уж больно хитра. У меня не было уверенности, что «мой мальчуган» уже не спит сладко-пресладко, получив какое-нибудь надежное средство, всегда имеющееся у врачей.

Но, черт возьми, почему? Меня трясло от злости, я утратил жалкие остатки благоразумия. К чему, например, последнее ядовитое замечание? Лично я никаких «доступных женщин», за исключением Рамоны, может, не знал.