Другими словами, полиция ничего не знала об этом убийстве, как и я. Нужно бы обсудить это с Драганом. Ах нет, он же тоже мертв.
— Может быть, обсудишь это с Драганом? — предложил Петер.
— При первой же возможности.
— И когда она представится?
— Это тебя не касается, так как подпадает под действие адвокатской тайны.
— Бьорн, мы знаем, что Драган уехал из города.
— Значит, тебе известно больше, чем мне.
— Ему наверняка кто-то помог скрыться.
— Думай как хочешь.
— Ты единственный, кому он звонил.
Хм, это могло стать вам известно, только если вы нелегально прослушивали мой сотовый, что вы, конечно же, не стали бы делать.
— Ну-ка напомни мне, что он тогда сказал?
— Что хочет поесть мороженого с тобой.
— Как романтично. И что же я ответил?
— Ты ответил, что собираешься поехать с дочкой на озеро.
— И что же я сделал?
— Ты поехал с дочкой в офис, и там она поела мороженого.
Боже ты мой, не думает же Петер серьезно выдвигать против меня обвинение в помощи в уклонении от наказания на основании того факта, что этот идиот фон Мёллер заметил, что моя дочка испачкалась мороженым.
— Хорошо. Виновен. Моя дочка съела мороженое в офисе. Еще какие-то подозрения?
— Мы знаем, что из конторы ты поехал на озеро.
— Ах, откуда же ты и это знаешь?
— Мы следили за тобой.
— Вы шпионили за адвокатом и его малолетней дочкой все выходные? На каком юридическом основании? Нелегальное поедание мороженого?
— Мы не шпионили за тобой. Скажем так: наш коллега случайно катался на лодке по озеру и случайно делал ландшафтные снимки своим телеобъективом.
Тогда это, скорее всего, была та самая лодка, которая вечером встала на якорь. Если бы я благодаря Эмили целиком и полностью не переключился на осознанность, то сегодня утром был бы не в строительном магазине, а за решеткой. Или если бы меня увидели на причале с живым Драганом, или увидели, как я в субботу вытащил из багажника мертвого Драгана.
Я резюмировал новую информацию.
— Итак, Драган позвонил мне, пригласил поесть мороженого. И затем вы видели меня в офисе и на озере. И напротив, Драгана вы не видели ни в офисе, ни на озере. И мороженое ел не я, а моя дочка. Попробуй-ка на этом основании получить ордер на обыск офиса или того загородного дома на озере.
— Такое дело, есть еще маленькая деталь…
— И какая же?
— Соседи того дома у озера сегодня утром позвонили в полицию. На столе их открытой веранды лежал отрезанный палец с печаткой.
Черт. Никакая это не второстепенная деталь. Это, если правильно все трактовать, косвенная улика, указывающая на совершенное мною убийство. Как ни странно, в тот момент меня охватил не страх, а ярость. Ярость на ту чертову птицу. Неужели было так уж необходимо выронить палец именно на таком видном месте? И где все эти хваленые кошки, когда они действительно нужны? Почему ни одна не сожрала этот палец?
— А какое это имеет отношение к Драгану? — спросил я скучающим, надеюсь, голосом.
— Кольцо на пальце имеет явное сходство с тем кольцом, которое Драган сунул под нос пацану на видео. Соответственно, и палец должен также принадлежать Драгану. Значит, этот палец попал на озеро либо с Драганом, либо с тобой. В самом неприятном для тебя случае — с вами обоими.
— И какие это повлечет последствия?
— Уже повлекло: судья посчитал, что найденный палец вполне оправдает обыск дома у озера. В этот момент десять моих коллег обшаривают окрестности.
Вот дерьмо! Безымянный палец не составляет и одной тысячной веса всего тела человека. Девяносто девять и девять десятых процента Драгана я без всяких проблем пропустил через шредер. И вот такая глупейшая деталь ведет к ордеру на обыск.
Но причин паниковать нет. Именно потому, что существовала возможность обыска, я и пропустил Драгана через шредер. В противном случае его можно было просто оставить лежать в эллинге. Я был вполне уверен, что — за исключением этого пальца — проделал отличную работу. Сейчас нужно просто довериться себе.
— В таком случае надеюсь, что твои коллеги оставят после себя порядок. Если что-то пропадет, отвечать будешь ты, Петер.
— Если мы найдем что-то, кроме этого пальца, то за это отвечать будешь ты, Бьорн.