Современный детектив. Большая антология. Книга 12

Сабина чувствовала себя в этом здании как постороннее тело. По сравнению с этой дырой дом, где располагалась квартира Карла, казался роскошной виллой. На шестом этаже было только две квартирных двери. На одной стояло Хельга Груволь. Туалет находился в общем коридоре. Рядом с дверью Хитценхаммера со стены свешивались засохшие вьюнки, которые вместе с водопроводными трубами образовывали странный симбиоз из ржавчины, извести и листьев. Пока Колер вскрывал замок отмычкой, Снейдер вытащил табельное оружие.

— Откуда мы знаем, может, Кармен продала или сдала это помещение? — прошептала Сабина.

Снейдер снял «глок» с предохранителя.

— Какая нам разница?

— Кто купит здесь квартиру? — пробормотал Колер.

Он был прав. Вероятно, никто. Петли деревянной двери заскрипели. Квартира состояла из двух комнат, спальной зоны, мини-кухни и умывальной. Наверное, Хитценхаммер использовал помещение как ателье из-за высоких окон и уклона крыши. Но сейчас квартира была затемнена текстильными рулонными шторами. Пахло масляными красками и терпентином. Паркет вздулся и напоминал небрежно брошенный ковер. В стенном шкафу в прихожей были только пустые крючки для одежды. Другие комнаты тоже казались нежилыми. К стенам были прислонены мольберты, на полу валялись тряпки, шпахтели, палитры и засохшие кисти. Похоже, со смерти Хитценхаммера здесь ничего не изменилось.

Колер поднял штору и открыл окно. Небо над Веной было черным как ночь. Совсем рядом грохотали раскаты грома. Дождевые капли, как хлопушки, разрывались на жестяном подоконнике. Ливень гнал в комнату холодный воздух.

— Ничего, — сказал Колер.

— Не совсем. — Снейдер вышел из спальни с какой-то книгой. Сдвинул с низкого рабочего столика кисти, тюбики красок и скотч и осторожно положил тонкое издание в твердом переплете. «Забавные истории и потешные картинки» было написано старинным готическим шрифтом на пожелтевшей бумаге. Ниже: «с 15 цветными иллюстрациями для детей в возрасте 3–6 лет». На обложке была изображена измененная, по всей видимости, старинная версия Штрувельпетера с нечесаной гривой и длинными загнутыми ногтями. Но имя Штрувельпетер нигде не встречалось. Кроме того, как автор был указан некий Реймерих Киндерлиб.

Снейдер присел на обшарпанный диван и раскрыл книгу. Волнистый пергамент захрустел.

— Это лежало под покрывалом на кровати.

Сабина села рядом. Первая история в картинках рассказывала об эпизоде Вертушки-Филиппа, только со старыми, неуклюжими рисунками.

— Так это с него Хайнрих Хоффман скопировал своего Штрувельпетера?

— Первое издание книги Хоффмана появилось под псевдонимом в 1845 году в издательстве «Захарий Левенталь».

Видимо, Сабина слишком удивленно посмотрела на Снейдера, потому что тот раздраженно вздохнул.

— Когда вы обратили мое внимание на книгу, я занялся изучением темы. — Снейдер указал на выходные данные. — В этой редакции книга вышла тиражом полторы тысячи экземпляров. Сегодня почти нереально найти хоть один. К тому же в такой халупе.

— Почему под псевдонимом?

Снейдер приподнял левую бровь.

— Такое никак не вязалось с его профессией. Он был детским психиатром и врачом во франкфуртском морге. Позднее стал директором лечебного учреждения для умалишенных и эпилептиков. Изначально он сочинил и иллюстрировал эту книгу для своего сына. Видимо, хотел подарить что-нибудь особенное на Рождество.

Сабина полистала книгу.

— Истории расположены не в той последовательности, в какой печатают в современном издании, — но зато в порядке убийств.

После мальчика, который сосал пальчики, шли еще две истории: Ганс-разиня и Роберт-самолет. Если Карл вырос на этой книге, он мог вовсе и не слышать названия «Штрувельпетер». Нарисованные картинки выглядели страшнее распространенной версии, которую Сабина знала с детства. Какое же все-таки безумие, если подумать, что эту книгу написал детский психиатр.

— Почему Карла восхитили именно эти истории в стихах, а, например, не проделки Макса и Морица? — спросила она.

— Вы должны сформулировать вопрос по-другому, — ответил Снейдер. — Почему Карл выбирает роль именно безобразного неряшливого ребенка? Это о многом говорит. Взгляните… — Он вытащил вложенный между страницами лист бумаги. На нем стояли выцветшие от времени четверостишия.

Солнце сияло, но было темно,
Зеленел заснеженный луг,
Мчалась машина и медленно
Завернула за угол вдруг.

В ней двое сидели стоя,

И молча вели разговор,
Заяц, застреленный кем-то,
Вдруг пробежал через двор.

На заднем сиденье лежала

Старуха семнадцати лет
В ящике темно-синем,
Покрашенном в черный цвет.

На нем белобрысый мальчишка

Прыгал, на вид как старик,
Чьи иссиня-черные волосы
Стали седыми вмиг.