Современный французский детективный роман

После напряжения предшествующих дней я вдруг ощутил огромную усталость; если бы мне тогда сказали, что сразу по выходе из самолета я увижу Пат, у меня даже не хватило бы сил по-настоящему обрадоваться. Я старался на чем-то сосредоточиться, пытался представить себе, как неделей раньше в этом салоне сидела Пат, разглядывал пассажиров. Самолет был полон, но ни одно лицо не показалось мне интересным, умным, человечным, если не считать молодой женщины, которая отдаленно, очень отдаленно напоминала мою жену. Она тоже летела одна, и лицо у нее было испуганное и тревожное — бедный маленький подкидыш… Неужто и у Пат было на лице такое же выражение отчаянья, преждевременной усталости от жизни? Нет, представить себе это было невозможно. Пат, такая гордая, так прекрасно собой владеющая, и вдруг… А впрочем… В моем тогдашнем смятении чувств я уже не очень понимал, что рядом сидит не Пат, а незнакомая пассажирка. Моя жена представала передо мной в обличье этой незнакомки. Может быть, кто-нибудь из соседей заговорил с ней… Меня ведь тоже одолевало искушение заговорить с одинокой путешественницей, но, к счастью, наши места были довольно далеко друг от друга… Может быть, с Пат кто-то заговорил, и, кто знает, не здесь ли таилась причина ее исчезновения? Но нет, моя Пат не стала бы вступать в разговор с незнакомцем, не дала бы вовлечь себя в авантюру. Уж это наверняка! Одно то, что я позволил себе дойти до таких чудовищных предположений, показывало, в каком смятении я пребывал. Сэм, конечно, прав. Я приеду — и увижу Пат у постели матери; ее молчание получит какое-то объяснение, и теперешний кошмар останется лишь воспоминанием. Я попытался представить себе, как все произойдет — радость встречи, объятия… — и вдруг с испугом обнаружил, что лицо Пат расплывается, становится непривычным, чужим… Я закрывал глаза и старался вызвать в памяти ее облик, но ее черты размывались, и передо мной возникали глаза, нос, рот хорошенькой незнакомки, одиноко сидевшей за три кресла от меня… Я боролся, старался восстановить свою близость с нею, с моей женой, но она уходила все дальше и дальше. Мысли мои начали мешаться, сознание затуманилось, я уснул.

Первый раз я проснулся, когда мы приземлились в Айдлуайлде. Я не очень понимал, что происходит, где я, почему я тут оказался; хотел встать, но стюардесса попросила меня оставаться на месте до полной остановки самолета. Несмотря на оглушительный шум моторов и ослепительный свет прожекторов, я тут же снова заснул и уже не просыпался до самого Шэннона. Ярко светило солнце, отражаясь в стеклах аэровокзала тысячами огней; ирландские холмы были зелеными до неправдоподобия. Сон подействовал на меня благотворно; я еще был озабочен, но уже не был растерян. Как только я открыл глаза, во мне мгновенно взял верх другой, настоящий Дэйв, каким ты меня когда-то любил, Том, каким меня знали нынешние друзья, — человек действия, четких и быстрых решений. Я машинально поискал глазами одинокую путешественницу, но она исчезла: должно быть, вышла в Нью-Йорке. Спросил у своего соседа, который час, — было три часа дня; мои часы показывали десять. Хороший кусок бифштекса окончательно восстановил мои силы, и я думаю, Том, что, когда я сошел с самолета в лондонском аэропорту, никто не назвал бы меня безутешным любовником, потерявшим свою возлюбленную; ты мне так и сказал, и я надеюсь, ты говорил искренне…

Я был рад тебя снова увидеть; могу даже сказать, что предвкушение встречи с тобой поддерживало меня на протяжении всего перелета. Я бы, конечно, предпочел, чтобы эта встреча произошла при более веселых обстоятельствах; но так уж создан человек — во всяком случае, так уж создан я: среди самых тяжких тревог в моей душе остается место для маленькой радости, и, когда я увидел тебя в холле аэровокзала, по ту сторону перегородки, меня захлестнула волна настоящего счастья, словно я обрел частичку Пат. Но тебе не удалось — прости, что я так говорю, — ты не смог поддержать во мне это ощущение счастья. Может быть, я несправедлив, может, это произошло по моей вине? Не знаю. Мы с тобой дружески обнялись, но через десять минут, когда мы ехали к центру Лондона, я почувствовал себя еще более одиноко, чем до нашей встречи, мне показалось, что придется мне вести эту страшную битву одному, не ожидая ни от кого помощи, и что старина Том Брэдли улетучился… так же, как Пат…

Ты помнишь, наверно, нашу беседу. Я рассказал тебе обо всем, что случилось; тебя это крайне удивило, особенно удивило то, что Пат не связалась с тобой, не сообщила тебе о своем приезде, чем подтверждались мои самые худшие опасения. Ты посоветовал мне немедленно отправиться к теще; ты был занят и не мог меня сопровождать, но мы условились, что встретимся в девять часов и вместе поужинаем.

Ты высадил меня у «Камберленда»; я сообщил дежурному в холле о своем прибытии, оставил у него чемоданы и, не поднимаясь в номер, даже не вымыв рук и не переодевшись, вскочил в первое попавшееся такси.