Он остановился перед большим зданием театра. Световые рекламы — красные, зеленые, желтые — загорались и гасли. Машины стояли не только на мостовой, но и на тротуаре; асфальт блестел после недавно прошедшего дождя. У театрального подъезда царило оживление — свидетельство аншлага. После недолгого раздумья он направился к ярко освещенному входу. Заметив в толпе молодого полицейского, он надвинул кепку на лоб и, опустив голову, обошел того стороной. Затем свернул за угол, в тупик, где был служебный вход. Огляделся. Поблизости ни души. Тихонько постучал. Дверь отворилась. Показалось круглое добродушное лицо швейцара.
— Что вам угодно?
— Я хотел бы повидать Розу Варги.
Швейцар оглядел посетителя. Высокий, в плаще, лицо небритое. Подозрительный тип.
— Премьершу? Это невозможно.
— Мне очень нужно, — настаивал тот.
— Сожалею, но это невозможно, — повторил швейцар. — Через четверть часа начнется спектакль.
Он уже хотел захлопнуть дверь, но посетитель поставил в прорезь ногу.
— Прошу вас. Дело очень серьезное.
— Сожалею, но ничем не могу помочь.
Швейцар вторично потянул на себя дверь, но незнакомец опять ему помешал. Добродушие исчезло с лица толстяка — это еще что за наглость! Он пригляделся к посетителю повнимательней: бледный, глаза лихорадочно блестят, белые длинные пальцы вцепились в створку двери. Видя его волнение, толстяк немного остыл. «Странный тип», — подумал он.
— Послушайте, господин, неужели вы не понимаете, что такое премьера? У нее скоро выход. Она не сможет вас принять.
— Поверьте, это просто необходимо, — не отступал тот. — Ну сделайте милость, скажите ей хотя бы, что к ней пришли. — Он вынул из кармана деньги и сунул их швейцару. — Хотя бы скажите! — умоляюще повторил он.
Швейцар в нерешительности посмотрел на бумажку, потом спрятал ее в карман.
— Ладно, — наконец согласился он. — Проходите.
Впустив посетителя, он запер за ним дверь. Подошел к телефону и стал набирать номер, продолжая с любопытством изучать этого странного типа. В трубке послышался низкий голос премьерши. Объяснив ей, в чем дело, швейцар обернулся к незнакомцу:
— Нет. Принять вас она не может.
И пожал плечами, точно говоря: «Видите, я же говорил!» Не успел он опомниться, как посетитель вырвал у него трубку.
— Мне необходимо тебя повидать.
— Что, прямо сейчас? — спросила Роза Варги на другом конце провода.
— Немедленно, — решительно отозвался тот.
Актриса что-то возразила. Швейцар слышал ее торопливый, недовольный голос, но слов не разобрал.
— Она согласна. — Незнакомец передал ему трубку.
Роза Варги и в самом деле сказала швейцару:
— Ладно. Объясни ему, как пройти. Вверх по лестнице, пятая комната слева.
Проводив взглядом посетителя, который бежал по лестнице, перескакивая через ступеньку, швейцар уселся на стул. «Странный какой-то тип, — снова подумал он. — Летит, будто за ним гонятся». Этого человека он видел впервые.
— Черт знает что за знакомые у наших артисток! — пробурчал он себе под нос и, взяв газету, уткнулся в комиксы.
По правде говоря, ни премьеры, ни артистки его не интересовали. Он давно мечтал приобрести себе газетный киоск в одном из афинских предместий.
2
ЗАПЕРТАЯ ДВЕРЬ
Премьера в центральном театре напоминает большой светский прием. Туда идут не для того, чтобы посмотреть пьесу, а скорей, чтобы себя показать. В этот вечер просторный зрительный зал Национального театра блистал, как никогда. Дамы в шикарных туалетах, лощеные господа в темных вечерних костюмах, важные литераторы, критики, чувствующие себя здесь главными действующими лицами, журналисты, ведущие в газетах раздел светской хроники. «Собрался весь цвет Афин», — как восхищенно писал в своих репортажах Капсидис, главный обозреватель театральной жизни в вечернем еженедельнике, выходившем по четвергам.
Спектакль должен был начаться, как обычно, в половине десятого. Ровно в девять тридцать в зале появился главный редактор газеты «Проини», Макрис. Но представление все не начиналось. За опущенным занавесом еще суетились рабочие сцены — слышался стук молотков и гремел голос художника спектакля. Макрис обвел взглядом публику и улыбнулся. Действительно, здесь все сливки афинского общества. Его клетчатый спортивный пиджак и растрепанная седая грива составляли резкий контраст с темными смокингами и набриолиненными волосами мужчин. Во рту у него торчала трубка; умные глаза поблескивали за стеклами очков в массивной оправе. Министр внутренних дел, сидевший в ложе, заметив Макриса, дружески помахал ему рукой. Главный редактор ответил на приветствие и слегка улыбнулся: всем известно, что министр неравнодушен к премьерше Розе Варги.
Через боковую дверь Макрис прошел в бар. Все лица знакомые. С высокого табурета кряхтя слез Капсидис и, подойдя, протянул руку, как всегда потную и холодную.
— Ну что, ты уже выпил? — спросил Капсидис.
— Да.
— Почти весь дипломатический корпус в сборе.
— Неужели?! — В голосе главного редактора прозвучала нескрываемая насмешка.
— А ты будто не заметил! — окрысился Капсидис.
— Нет, не заметил.