Читаем Современный грузинский рассказ полностью

Из соседней комнаты донеслись звуки пианино, игравший несколько раз повторил начало. Потом музыка уже не прерывалась. Моряк не мог вспомнить, что именно там играли, но ему очень нравилась мелодия. Инструмент смолк. Раздался бой часов, моряк обернулся. Стенные часы показывали семь. Он извлек из кармана свои часы и сверил их со стенными. Дверь комнаты, откуда слышалась музыка, отворилась, и на пороге показалась девушка.

— Это вы играли? — спросил моряк.

— Да, — смущенно ответила она. — Вам, должно быть, скучно…

— Нет-нет, напротив, мне очень понравилось.

Девушка была польщена. «Я сейчас», — пообещала она и вышла. Немного погодя она появилась снова, неся вазу с фруктами. Вазу она поставила на круглый столик.

— Не беспокойтесь, — сказал моряк.

— Ну, что вы, угощайтесь, пожалуйста, — она взяла нож и принялась чистить яблоко.

«Пальцы совсем как у нее, — подумал он. — Такие же легкие».

— Уж не знаю, почему она запаздывает, — сказала девушка так, словно она была виновата в том, что мать запаздывала.

«Может, не стоило приходить», — почему-то подумалось гостю.

— Угощайтесь, — она пододвинула к нему тарелочку.

— Благодарю.

Что сказать еще, девушка не знала. А моряк не собирался поддерживать разговор, и в комнате воцарилось молчание.

Девушка встала, подошла к часам, вернулась.

— Берите еще, — предложила она. Ему не хотелось, но он взял, улыбнулся и сказал, что очень вкусно.

— Как рано темнеет зимой, — сказала девушка.

— Да, очень рано. — «И голос тот же, и манеры, и походка».

— Вообще-то женщину не принято спрашивать о возрасте, — усмехнулся моряк, обнажая белые зубы, — и все-таки, дочка, сколько же тебе лет?

— Двадцать один, — тихо ответила она.

«Ровно двадцать пять лет», — подумал он.

Девушка заглянула ему в глаза.

— А вы на корабле служите?

— Верно, на корабле.

— И, видно, давно уже.

— Очень давно. — И снова молчание.

— Если вы хотите, чтобы я не скучал, поиграйте еще, — попросил он.

Девушка встала и не спеша вышла в другую комнату, оставив дверь открытой, так, что моряку было видно, как она садится за инструмент.

— Что сыграть? — спросила она оттуда.

— Что хотите.

— Вы скажите что, а я сыграю.

Внезапно его охватила радость, какая-то непонятная, ни с чем не связанная радость. Так же, как двадцать пять лет назад. Пальцы бегали по клавишам. Всю свою жизнь он ждал, что это чувство повторится, а оно все не приходило, и он привык к мысли, что его не будет вовсе. А теперь пятидесятилетний мужчина заволновался, как мальчишка, вскочил с кресла, заходил по комнате так, словно находился у себя дома; подошел к окну, подумал: «А ведь я еще не так уж плох». И впрямь, он радовался чему-то, как мальчик.

Музыка не прекращалась. И не пятидесятилетний человек стоял сейчас у окна, а стройный, улыбающийся юноша, и лишь одно выдавало возраст — застывшие в глазах слезы.

Девушка кончила играть. Моряк обернулся.

— Запаздывает, — сказала она.

— Кто запаздывает?

— Мама запаздывает, — удивленно ответила девушка.

— Да, мама запоздала, — улыбнулся моряк.

— Знаете, у мамы никогда не было больных моряков.

— То есть?

— Извините, я хотела сказать — пациентов-моряков.

— А-а… Значит, пациентов-моряков… — снова улыбнулся он девушке. — Я не пациент, а друг вашей мамы.

— А-а…

— Не знаю, вы ли так хорошо играете, или я вдруг помолодел… Вы, должно быть, учитесь в консерватории.

— На втором курсе, — отвечала девушка, казалось, она думает совсем о другом. — Мне тоже очень нравятся моряки, — сказала она вдруг.

«Мне так нравятся моряки», — мы были тогда такие же молодые, нет, даже чуть моложе, когда она сказала мне, что любит моряков.

«Мне так нравятся моряки», — вспомнилось ему снова.

«Как давно, как давно это было, — думал он. — Никогда еще я не чувствовал время так, как сегодня».

— Так что я, наверное, и полюблю моряка, — сказала девушка.

— Берегитесь, не так-то легко быть женой моряка.

— Если бы я родилась мужчиной, непременно бы стала моряком.

«Если бы я родилась мужчиной, была бы моряком», — это уже не сходство, это повторение, а я еще спрашивал себя, была ли вообще эта любовь, любовь и все остальное — такое давнее и такое живое до сих пор; ну, конечно же, была.

— А во время шторма, наверное, очень страшно?

— Очень. Но теперь уже не страшно.

— Может, уже и не так, но все равно нужно столько мужества, чтобы быть там в сильный шторм.

— Все равно, деваться-то некуда.

— Когда примчался шквал, на «Теодоре Нетте»Сломались мачт стволы и канули в волне.Во время плаванья упорней мысли эти,Ни от одной из них не отвязаться мне[29], —

тихо продекламировала девушка тоном, каким говорят маленькие девочки, желая показать, что и они многое прочитали, повидали и пережили. Моряк сдержал улыбку.

«А ведь как верно, — тут же подумал он. — «Во время плаванья упорней мысли эти, ни от одной из них не отвязаться мне».

«Мне так нравятся моряки», — мы были тогда на втором курсе…

Телефонный звонок прервал его размышления. Девушка взяла трубку.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже