Читаем Современный грузинский рассказ полностью

Рог обошел весь стол, и все пили до дна. Так договорились заранее: этот тост до дна. Пейте, ради бога! Но зачем столько говорить! Эти бесконечные тосты!.. Даже не тосты, а клятвы верности, преподнесенные на блюде верноподданнической лести; гимны благородству, чести, дружбе — слова, в конечном итоге обладавшие ценностью фальшивой монеты.

Я полагаю, что именно не в меру длинные тосты породили мировую скорбь и пессимизм… В своей жизни я только и делал, что слушал бесконечные тосты!

Главное, не опьянеть и не выйти из себя. Я уже ощущал прилив хмельной удали и мог наделать глупостей, ибо обладал перед всеми присутствующими неоценимым превосходством: для них я оставался невидимкой и с каждым мог расправиться по своему усмотрению. Достаточно было малейшего повода и…

Пирующие постепенно входили в раж и требовали все более вместительных сосудов. Наверно, мне надо было, пока не поздно, убираться восвояси, но, что греха таить, вино и мне пришлось по вкусу, и я незаметно осушал стакан за стаканом.

— Гитару! — Желтый Платоныч начертил в воздухе трапецию.

— Шашлык сию минуту будет, Платоныч! — доложил Мамия.

— Не шашлык, а гитару!

— Будет, Платоныч, все будет, только бы вы радовались и веселились… Але, гитару!

Замухрышка Але сбегал за гитарой, Мамия взял гитару и подсел к Пестрому в Крапинку и Мутно-Зеленому. У Пестрого оказался довольно приятный тенор. Не буду придираться, все трое пели слаженно:

…Ты на этом, я на том берегу…

— Не эту! — прервал Желтый Платоныч. — Ту, что я люблю, спойте, веселую!

Певцы затянули «Нежную ветку ореха», прихлопывая в ладоши.

— Вот это я понимаю! — смеялся Желтый Платоныч, особенно бурно реагируя на припев:

Чупри-чупар, чупри-чупар,Чупри-Дареджанса!..

Замухрышка Але вошел с мясом на шампурах и занялся шашлыком.

Нани сидела, всеми забытая. Не скажу, чтобы она выглядела грустной. Казалось, ее забавляло то, что она видит и слышит. Но я не хотел верить и не верил, что ей может нравиться такая жизнь. Хотя ничего невыносимого в этой жизни не было. Другая женщина считала бы себя счастливой. Но я хорошо знал Нани… Хотя… не много ли времени прошло с тех пор? Не слишком ли много времени?

Если бы не Нани, я бы давно ушел. Для того, вероятно, и придумал, что голоден, чтобы остаться, а сам и не прикоснулся к еде… Меня другое мучило: я хотел проникнуть в тайну и знал, что не смогу этого сделать. Хотел понять непонятное и знал, что не пойму. Мне даже показалось в какой-то момент, что я ввязался в некую азартную игру, из которой можно выйти, лишь разрешив одну загадку, раскрыв секрет…


— А где же твой гость, почему опаздывает? — спросил Желтый Платоныч.

— Какой еще гость?! — изумился Мамия.

— Ты же сказал, что придет еще кто-то, и мы тогда посмеемся вволю. — Желтый Платоныч вытянул руку влево и, как ножницами, задвигал — застриг указательным и средним пальцем.

Спелый Кизиловый, который вел себя тише всех, и я по сей день считаю его немым, опередил Ваньку-Встаньку и сунул Платонычу в пальцы сигарету. Зато Ванька-Встанька не дал ему щелкнуть зажигалкой.

— Я думал, он придет, — виновато понурился Мамия.

— Я же сказала, что он не придет, — вполголоса заметила Нани.

— А что он за человек?! — поинтересовался Желтый Платоныч, дымя сигаретой.

— Да так, ничего особенного, обыкновенный дурак! — оживился Мамия.

— Как ты можешь такое говорить?! — услышал я голос Нани.

— Если не дурак, то уж олух наверняка!

— О-о, большая разница, большая… — захихикал Ванька-Встанька.

— Ни первое, ни второе неверно! Это опять голос Нани.

— Как вам сказать, Платоныч, он сосед Силована Пачашвили… и, наверно, Пачашвили его таким и воспитал. Вы только представьте себе, каким должен быть воспитанник Силована!

— А что это за Пачашвили!

— Он был у нас заведующим плановым отделом.

Желтый Платоныч так захохотал, что чуть со стула не свалился.

— Вы должны его помнить, Платоныч, вы ему заслуженного дали и на пенсию выпроводили.

— А он еще уходить не хотел, — вставил Пестрый в Крапинку. — Я, говорит, еще вполне работать могу! Но когда мы ему подарили холодильник, он согласился.

— Он еще и телевизор хотел, но не получил… — напомнил Ванька-Встанька.

Вы уже знакомы с моим соседом Силованом, заслуженным экономистом, пенсионером… Теперь для полного представления примите дополнительные сведения: фамилия — Пачашвили. Звание присвоили, чтобы избавиться от нежелательного работника, даже холодильник подарили: только уходи! Станет жарко, выпей холодненького «боржомчика»… Что же касается соседа Силована Пачашвили, то это я, ваш покорный слуга. Кстати сказать, только здесь узнал, что я, оказывается, дурак… Ну, если не дурак, то, во всяком случае, олух… И на дачу, как выяснилось, меня пригласили затем, чтобы позабавиться, посмеяться, душу отвести.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека «Дружбы народов»

Собиратели трав
Собиратели трав

Анатолия Кима трудно цитировать. Трудно хотя бы потому, что он сам провоцирует на определенные цитаты, концентрируя в них концепцию мира. Трудно уйти от этих ловушек. А представленная отдельными цитатами, его проза иной раз может произвести впечатление ложной многозначительности, перенасыщенности патетикой.Патетический тон его повествования крепко связан с условностью действия, с яростным и радостным восприятием человеческого бытия как вечно живого мифа. Сотворенный им собственный неповторимый мир уже не может существовать вне высокого пафоса слов.Потому что его проза — призыв к единству людей, связанных вместе самим существованием человечества. Преемственность человеческих чувств, преемственность любви и добра, радость земной жизни, переходящая от матери к сыну, от сына к его детям, в будущее — вот основа оптимизма писателя Анатолия Кима. Герои его проходят дорогой потерь, испытывают неустроенность и одиночество, прежде чем понять необходимость Звездного братства людей. Только став творческой личностью, познаешь чувство ответственности перед настоящим и будущим. И писатель буквально требует от всех людей пробуждения в них творческого начала. Оно присутствует в каждом из нас. Поверив в это, начинаешь постигать подлинную ценность человеческой жизни. В издание вошли избранные произведения писателя.

Анатолий Андреевич Ким

Проза / Советская классическая проза

Похожие книги

Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Проза / Классическая проза / Советская классическая проза
Дегустатор
Дегустатор

«Это — книга о вине, а потом уже всё остальное: роман про любовь, детектив и прочее» — говорит о своем новом романе востоковед, путешественник и писатель Дмитрий Косырев, создавший за несколько лет литературную легенду под именем «Мастер Чэнь».«Дегустатор» — первый роман «самого иностранного российского автора», действие которого происходит в наши дни, и это первая книга Мастера Чэня, события которой разворачиваются в Европе и России. В одном только Косырев остается верен себе: доскональное изучение всего, о чем он пишет.В старинном замке Германии отравлен винный дегустатор. Его коллега — винный аналитик Сергей Рокотов — оказывается вовлеченным в расследование этого немыслимого убийства. Что это: старинное проклятье или попытка срывов важных политических переговоров? Найти разгадку для Рокотова, в биографии которого и так немало тайн, — не только дело чести, но и вопрос личного характера…

Мастер Чэнь

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза