Современный румынский детектив

— Челнок следил за тобой с приличного расстояния, — вмешался майор. — Он подошел к тебе, лишь убедившись, что тебя не интересует, куда он направится.

— Итак, истина продолжала оставаться для Челнока тайной за семью печатями. Напряжение нарастало, Дашку и его люди сужали кольцо, мы их чувствовали все ближе и ближе, на хатах вора гнали в шею. Он сам предложил податься на побережье. Иностранцы, курортники и летняя экстравагантность местных жителей благоприятствовали нам. Челнок знал, что милиция будет рассуждать примерно так же, но делал ставку на многолюдье. Из-за плохой погоды народу оказалось не так уж много. Если в Бухаресте мы чувствовали на затылках дыхание преследователей, то в Констанце видели их воочию. Достаточно было скосить глаза вбок. К тому же вор по собственному желанию или вынужденным обстоятельствам сводил старые счеты. И снова вмешался случай. Выпрыгнув в окно. Челнок вывихнул ногу. При таких обстоятельствах легкий выход из окружения мог возобновить его подозрения. Поэтому силы, привлеченные милицией к операции, должны были соответствовать ставке. Ему следовало видеть на каждом углу по крайней мере по милиционеру, чтобы убедиться в невозможности спасения. Идея угнать машину была неплохой, но, как он сам рассудил, далеко уйти на ней мы не могли. В самом деле, несколько машин нас вскоре догнали. Пришлось мне тащить его на себе…

Брови капитана выгнулись. Он допил кофе и долго рассматривал осадок на дне чашки.

— Это был труднейший в моей жизни марафон. Был момент, когда я потерял самоконтроль. — Он улыбнулся: — Единственное неуместное слово, и вор перерезал бы мне глотку.

Генерал слушал, вертя авторучку между пальцами. Дашку смотрел на Василе Драгу в задумчивости.

— Я пришел в себя, — продолжал капитан, — в воде лимана. Третье появление Жикэ Оанчи на нашем пути было как нельзя более кстати. Мошенник готовил переход границы, что избавляло меня от подачи этой идеи. Тем самым Восемь Жизней решил деликатную проблему. Челнок лихорадочно колебался, но в конце концов сделал выбор.

Все трое надолго замолчали.

Капитан подошел к смотровому окошку. К стене одиночки прислонился тщедушный старик, белый как лунь. Василе Драгу недоуменно посмотрел на надзирателя, потом снова на «полосатого».

Это был Димок. Капитан узнал его лишь по шраму и хилой фигуре. Вор состарился сразу, за одну ночь. Глаза его еле светились в глубоких глазницах. Не мигая, он смотрел в стену.

Он не двинулся с места ни когда открылась дверь, ни когда вошел капитан. Кривая, хлипкая статуя, высеченная в камне сумасшедшим скульптором.

— Я тебя ждал.

Слова вырвались из груди вора глубоким выдохом. Он произнес их, не отрывая взгляда от точки на стене. Василе Драгу переступил с ноги на ногу. И сказал тихо:

— Я пришел.

Наступила тишина. Дождь стучал по мостовой. Больной свет повис на решетке окна.

Челнок повернул голову. В его взгляде Василе Драгу прочел смесь недоумения, любопытства и усталости. Он смутно ощутил, что в облике вора чего-то не хватает. «Письмо» Закуся медленно пульсировало, к вискам прорезались глубокие морщины, щетина на лице была белой.

Димок продолжал смотреть на него, и Драгу вдруг понял: взгляд вора утратил вероломство.

Митрий Челнок облизнул губы, но язык отказывался ему подчиниться. За пять дней и ночей он мысленно повторил их путь, затем — всю длинную извилистую дорогу, на которую ступил сорок четыре года назад на окраине Бухареста.

Он хотел спросить, был ли посвящен в дело профессор Истрате, была ли случайной встреча с Восемью Жизнями, было ли…

А что толку спрашивать? Он смертельно устал.

Его взгляд скользнул по занавеске дождя, прикрывшей окошко, и он сказал тихо, почти шепотом:

— Я тебе зла не помню.

— Знаю, Митря.

Капитан пошел к двери.

Больше им нечего было сказать друг другу.