Современный Румынский детектив

— Панаитеску, поглядим-ка, дорогой мой, что получилось из рыбы, выловленной мною и так талантливо приготовленной тобой. По запаху я полагаю, что в ресторане «Лидо» готовы в любой момент взять такого шеф-повара.

— Я — в «Лидо», шеф? — ответил весело Панаитеску. — Я и в «Интерконтинентале» не оскандалюсь. Честно говоря, — продолжал Панаитеску, деля порции соответственно габаритам каждого, — я думаю, что это мое хобби помешало мне жениться. Одинокий мужчина, который не умеет готовить, — на три четверти кандидат в язвенники. Поверь мне, дорогой шеф, что из всех женщин, которых я испытывал, ни одна не смогла приготовить такой вкусный обед и, главное, так быстро, как я. И тогда я спрашивал себя, зачем брать лишнюю заботу на свою голову, особенно при такой профессии, как наша — сегодня мы здесь, завтра — там… Согласись, что по части рыбных блюд… верней, сперва отведай, а потом похвали!

— Блаженство, дорогой мой! Не знаю, что бы я делал в командировках без твоей бесценной помощи. Наверное, давно бы отправился к праотцам! Так что тебе мой низкий поклон за продление моей жизни! Но я думаю, дорогой мой, что на сей раз моя порция была несравненно меньше емкости моего желудка, не очень-то избалованного лакомствами. Если не возражаешь, дорогой коллега, предложи мне хвост с твоей тарелки. По твоим словам, у хвоста особый вкус.

— С превеликой радостью, шеф! Я польщен, как ты любишь говорить. Но будь осторожен с косточками, карп — чертова рыба, я не хочу, чтобы из-за несчастной кости мы не завершили то, что здесь начали. Мы ведь полны решимости вернуться «со щитом».

— Дорогой мой, я вижу, что в последнее время ты добился серьезного успеха в исторических познаниях!

22

Еще не рассвело, когда Дед и Панаитеску вышли из дома. Над селом плыл легкий туман, волнуемый лишь крыльями гусей, летящих к реке. Панаитеску поежился. Было прохладно. От этого или от хлопанья гусиных крыльев его кожа тоже стала гусиной.

— Панаитеску, дорогой мой, сходи к старшине и, как мы договорились, через час-другой получи санкцию из прокуратуры. Если возникнут трудности, отправляйтесь немедленно в уездную милицию. В конверте — все необходимое для прокурора, в другом — для полковника Гаврилиу. Второй конверт используй только в случае необходимости. Надеюсь, ты с порога встретишь должное понимание. Я знаю Гаврилиу, мы вместе вели несколько расследований, когда он работал в Бухаресте.

— Я понял, Дед. Ты мне даешь на все два часа, — повторил Панаитеску и не без сожаления выкатил машину со двора учителя.

За «бьюиком» на дороге клубилось плотное облако, потом оно осело, и густая пыль, пахнущая навозом, расползлась по дворам. Какая-то собака выскочила и кинулась к ногам майора, но, дотронувшись до его штанины, как по волшебству стала ластиться. Дед, чувствительный к такому дружескому проявлению, вынул из кармана кусочек сахару и протянул на ладони костлявому псу. Тот понюхал сахар, но тряхнул головой — не привык к деликатесам. Поджав хвост, пес пролез во двор через лаз в частоколе, а Дед, постукивая о землю кончиком трости, направился к дому Урдэряну.

Ему не хотелось беспокоить человека в такой час, но не было другого выхода. Телефонный звонок Леонте висел над его головой как дамоклов меч, и майор не собирался никоим образом злоупотреблять расположением человека, у которого пользовался особым уважением. К удивлению Деда, Урдэряну стоял в воротах и затягивался кисловатым табаком.

— Я вас ждал, товарищ майор, — сказал он, не зная, принято ли подавать руку представителю закона. — Раскрыли, так ведь? — спросил он спокойно, чуть кашлянул и, не дожидаясь ответа, пригласил: — Пожалуйста в дом.

Урдэряну бросил сигарету, старательно растоптал ее и только потом открыл калитку и пошел к веранде.

— Да, раскрыли. Кое-что… — неохотно выговорил Дед, потому что он не собирался начинать с конца.

Он полагал, что застанет председателя врасплох — тот не сможет скрыть удивления, но будет долго упираться, пока признается. Он даже был уверен, что Урдэряну будет возмущаться, взывать к небу и ко всем святым… И вот ничего такого не произошло. На лице председателя было написано, можно сказать, удовлетворение. Он, услышав ответ майора, вздохнул с облегчением, будто сбросил тяжелую ношу…

Урдэряну проводил майора в дом. Эмилия уже была на ногах. Увидев майора, она дважды размашисто перекрестилась, приговаривая: «Прости, господи» — и швырнула платок в черную кошку, которая подбиралась к наседке, сидевшей тут же в комнате, в уголке.

— Вот! Я права, Василе?

— Права, Эмилия.

— Была бы эта беда последней, — сказала она и вышла на кухню разжечь огонь. — А поесть-то вы поедите, — донеслось оттуда, — само собой, мы ведь не враги, хотя теперь, Василе, конец твоему председательству, будь оно трижды неладно! — Она сплюнула и бросила спичку на выдвинутую печную заслонку.

Мужчины сели за стол. Лицо председателя стало опять озабоченным, хмурым.