Современный румынский детектив

— Почему вы поднялись сюда? Вы услыхали какой-нибудь шум?

— Нет… Вы можете мне не поверить, но я просто так, из любопытства… Мне говорили, что дверь опечатана… вот я и решила взглянуть, как это оно бывает…

— Мы с прокурором благодарим вас за то, что вы нас известили.

— Это мой хозяин вам позвонил…

— Прежде чем подняться сюда, на чердак, где вы были?

— На кухне.

— Кухня находится рядом с лестницей, так?

— Да.

— Вы не слышали какого-нибудь шума? Не видели никого, кто бы поднимался по лестнице? — расспрашиваю я ее, имея в виду Тудорела Паскару. Почему именно его? Да потому, что он мог сделать вывод из утренней моей беседы с ним, что меня занимает пропажа магнитофона. Разумеется, мое подозрение не имеет под собой конкретной почвы, но тем не менее оно прежде всего пришло мне в голову.

— Нет, я ничего не слыхала!

Я предлагаю прокурору спуститься вместе с нею вниз, в квартиру ее хозяев, и там записать но всей форме ее показания, пока Григораш будет заниматься своим делом.

— Не следовало ли бы на этот раз вызвать проводника со служебной собакой? — советуюсь я с моими коллегами.

Григораш отвергает мое предложение, а уж лучше него в таких делах никто не разбирается:

— Ты ведь знаешь мою точку зрения: в городских условиях, да еще на такой оживленной улице едва ли собака нам что-нибудь даст.

Он уже наладил свою аппаратуру. Не стану ему мешать — после того, как он сделает снимки, ему еще надо будет посмотреть, нет ли отпечатков пальцев на магнитофоне. И лишь после всего этого я смогу к чему-нибудь прикоснуться. Я закуриваю и любуюсь со стороны, с каким знанием дела, даже с известным изяществом, действует мой приятель. А в голове у меня вертится одно и то же имя: Тудорел Паскару. Он посетил своего двоюродного брата всего за два часа до его смерти. Он сказал, что застал Кристиана слушающим музыку, и, когда уходил, тот продолжал ее слушать… «Грустную, печальную музыку», — утверждает Виски. Значит, и те, кто мог прийти сюда после Паскару, должны были застать Лукача в том же душевном состоянии. Не исключено, что именно они, эти предполагаемые визитеры, и похитили магнитофон вместе с кассетами. Если это так, то с какой целью? И почему именно магнитофон и больше ничего? И во имя чего они пошли на заведомый риск, возвращая магнитофон?

В чем тут логика? Но поскольку я ее не нахожу, мои подозрения возвращаются к Тудорелу Паскару.

В свете документа, который предоставил в мое распоряжение доктор Спиридон, случай Лукреции Будеску выходит далеко за рамки обычного, особенно с криминалистической точки зрения. В 1942 году молодой врач поставил опыт, в результате которого ему удалось заставить заговорить подсознание Лукреции и получить ключ к разгадке преступления, которое едва ли могло быть раскрыто иным путем. Он разгадал эту загадку. Естественно полагать, что доктор мог бы и сейчас подвергнуть Лукрецию Будеску такому же воздействию, что, очень может быть, пролило бы свет на ее истинное участие в трагической гибели Кристиана Лукача.

Если Лукреция Будеску невиновна, если она ни в прошлом, ни сейчас не прибегла к этому «модус операнди» — к этому способу действий, — то это говорит с несомненностью о том, что кто-то из ближайшего окружения Кристиана Лукача знал о нем, изучил, усвоил его, чтобы потом применить на деле. Кто это мог быть? Петронела? Виски? Братеш? Ведь не могла же вновь, через четыре десятилетия, объявиться из небытия Георгина?!

«Не торопись, старик, с выводами, — советую я сам себе. — И действуй в тесном контакте с доктором Спиридоном, даже если он ставит это в зависимость от твоей помощи ему по части автоинспекции!»

— Я недолго еще, — напоминает о себе Григораш.

В это время возвращается прокурор с показаниями соседки.

— Что нового? — Прокурор быстро поднялся по лестнице и с трудом переводит дух. — Кто же это нам подкидывает всякий раз новые ребусы? Кто мог похитить магнитофон?

— Все! — объявляет Григораш. — Я обнаружил прелюбопытные, надо полагать, отпечатки. А магнитофон, кстати, заряжен кассетой. Может быть, проверим, в порядке ли он?

Мы подходим к Григорашу. Не меняя положения магнитофона, мы обследуем его, присев на корточки: японское производство, высшего класса. Один Тудорел Паскару с его более чем сомнительными связями, над которыми ломают голову наши коллеги из соседнего отдела, и мог раздобыть его для своего двоюродного брата.

Мы с прокурором садимся на край постели в ожидании, пока Григораш подключит магнитофон к сети. Затем он нажимает клавишу пуска. Аппарат в порядке, слышно, как шуршит, перематываясь, пленка, а еще через мгновение в мансарде раздается чистый и ясный детский голос. Я напрягаюсь, вслушиваясь в него.