Современный румынский детектив

Петронела вздрогнула, впрочем, может быть, мне это просто показалось… Я обращаюсь к ней:

— Что вы думаете по этому поводу?

— Я вам уже ответила, когда вы приходили ко мне домой.

Она пытается вести себя вызывающе, наступательно. Позавчера ей это удавалось с меньшим трудом.

— На сей раз вы официально вызваны на очную ставку, — уточняю я, — в присутствии государственного прокурора. Он хотел бы услышать от вас ответ на мой вопрос.

Мой довод ее убеждает.

— Я не отрицаю, что наше расставание нанесло удар его самолюбию. Это естественно — он любил меня. Я еще с самого начала наших отношений предупреждала, что в один прекрасный день разлюблю и уйду от него. И этот день настал. Я ему объяснила, как другу, что полюбила Валериана Братеша. Он не сделал ни малейшей попытки меня удержать. Я вам уже говорила, что Кристи не мог покончить с собой из-за любви ко мне. У него была гораздо большая любовь, которая поддерживала его в самые трудные дни, — искусство.

Валериан Братеш глубокомысленно кивает головой в знак согласия. Да, собственно, я тоже разделяю это утверждение. Но мое согласие или несогласие ничего не означают сами по себе: я должен задавать вопрос за вопросом и получать на них ответы.

— Разрыв между вами тем не менее повлек за собой ссору, обмен резкими словами?

Она пожимает плечами с деланным удивлением.

— Не понимаю…

— Я имею в виду что-нибудь, что могло вызвать психическую травму.

Краем глаза я наблюдаю за обоими мужчинами — они с напряжением ждут, что ответит Петронела.

— Так ведь он меня любил!.. Само собой понятно, что разрыв не мог не причинить ему травму, но, я убеждена, отнюдь не смертельную… Я повторяю вам: я уверена, что он покончил с собою вовсе не из-за меня!

Она смотрит мне прямо в глаза, как бы подчеркивая этим, что все, что она говорит, — правда, одна правда, ничего, кроме правды.

— Позавчера, когда я вас посетил, на вопрос: «Как произошло расставание?» — вы дали мне следующий ответ: «У него дома, после ночи любви». Вы продолжаете настаивать на этом ответе?

— Да!

Я перевожу взгляд па Братеша.

— Какова была реакция Кристиана Лукача, когда он узнал, что его бросили из-за вас — его учителя?

— Я бы сказал, он принял это по-мужски. Мы зашли с ним в какое-то кафе, не помню, какое именно, объяснились начистоту… Мы остались друзьями. Конечно, некоторое время ему было очень тяжело. Как и мне самому, поверьте. Но в последние месяцы мне казалось, что все это уже отошло в область прошлого.

— Он по-прежнему питал к вам такое же уважение, как и раньше?

— Во всяком случае, он никак не выказывал неуважения или враждебности.

Я — работник следственных органов, уголовного розыска, мой долг ограничивается расследованием любого дела только с юридической, правовой стороны, не более. Я не представитель прессы, телевидения, не писатель — словом, я не занимаюсь социологическими исследованиями, я хочу сказать: чисто нравственные, этические проблемы не входят в круг моих прерогатив. Вот почему я и не вправе задавать вопросы, выходящие за рамки сугубо уголовного расследования.

— Вы позволите закурить? — спрашивает меня на удивление благовоспитанный Виски.

— Пожалуйста. И мы закурим.

Мое разрешение разом разряжает обстановку — все три мои «гостя» расслабляются, вздыхают с облегчением. Прокурор Бериндей протягивает мне пачку с сигаретами. Он улыбается во все лицо, словно бы хочет сказать: «Наконец-то и я здесь пригодился!»

Я даю Тудорелу Паскару возможность насладиться несколькими глубокими затяжками, затем спрашиваю его:

— А вы, господин Паскару, какого мнения обо всем этом?

— О чем именно? — прикидывается он дурачком.

— Не рассказывал ли вам ваш двоюродный брат о том, при каких обстоятельствах он расстался с любимой девушкой?

— Много раз… Он очень страдал. Ему нанесли двойной удар — и возлюбленная, и любимый учитель. Кристи обоих их обожал, вот отчего ему было почти невозможно согласиться с правдой, принять ее. Именно в этом кроется причина его смерти.

Виски не только осторожен, но и умен: он хорошенько взвешивает свои слова и ни в коем случае не касается того, о чем его не спрашивают.

— Двоюродный брат вам рассказывал, каким именно образом произошел разрыв?

— В самых общих чертах… Кристи вообще был очень скрытен, а что касается Петронелы Ставру, то он всегда и во всем ее защищал. Хоть ему и был нанесен, как я уже сказал, двойной удар, он упрекал в этом не Петронелу, а своего учителя. Да, его он винил.

Валериан Братеш слушает, опустив глаза, жадно затягиваясь сигаретой. Кажется, что сказанное Тудорелом Паскару не произвело на него никакого впечатления. О чем он думает?..

Прежде чем перейти к следующему вопросу, я оглядываюсь на Лили: она застыла в напряжении и даже не смеет смотреть в мою сторону. В отличие от нее мать Петропелы явно взволнована. Может быть, она просто не привыкла так долго пребывать в бездействии. У дверей терпеливо дожидается своего «выхода» Поварэ.

— Стало быть, вы продолжаете настаивать на своей точке зрения по поводу причин, побудивших вашего двоюродного брата покончить с собой?