– У меня язык смолк от обиды, – продолжала Елизавета Петровна. – Я стояла перед негодяем, и меня всю трясло от злобы. Несмотря на всю свою грубость, он понял, что смертельно оскорбил меня, и сказал: «Я не жестокосерд, согласитесь выйти за меня замуж и все станет опять принадлежать вам и вашему отцу». Мне было так противно, что я отшатнулась от него. «Если вы и ваш лтец дадите мне письменно обещание, я буду доволен…» – сказал он. Дальше я не могла молчать. Откуда брались у меня слова, я не знаю, но только они достигли цели. Он заскрежетал зубами и, не дожидаясь конца объяснения, выбежал из комнаты. В ту же ночь он выехал из нашего имения. Я не в силах рассказать того, что чувствовала, когда снова вернулась к отцу. Я просила его успокоиться и лечь спать. «Мы нищие!» – вот все, что он отвечал мне на мои утешения. Наконец, казалось, он сдался и позволил проводить себя в спальню. «Теперь иди, дитя мое! – сказал он глухо. – Господь да хранит тебя. Может быть, он сжалится над тобой». Но меня все-таки что-то удерживало возле него; я чувствовала, что не должна оставлять его одного. И только после настоятельной вторичной просьбы я решилась уйти к себе. Ах, зачем я не осталась, может быть, я предупредила бы страшную катастрофу.
Молодая девушка остановилась.
– И что же было потом? – торопила ее Ястребова, которая слушала с напряженным вниманием.
Слезы катились по щекам Дубянской и она, рыдая, стала рассказывать дальше.
– Я не могла заснуть… страх не давал мне спать… Прошел, должно быть, целый час… Вдруг слышу выстрел! Я вскочила. Страшное предчувствие овладело мной. Как сумасшедшая бросилась я в комнату отца и без сознания упала на его труп…
Елизавета Петровна снова замолчала.
Воспоминание о только что рассказанных сценах потрясло ее до того, что она не могла выговорить слова. Несколько успокоившись, она продолжала:
– На письменном столе отца нашли письмо, написанное дрожащею рукою. В этом письме отец объяснял причину своего страшного решения. Мы теряли все. Он надеялся, что его убийца оставит мне, по крайней мере, столько, что я никогда не буду терпеть нужды.
– Конечно, надежды вашего отца не оправдались? – мягко и участливо спросила Ястребова. – Вам так совсем ничего и не оставили?
– Я уехала из имения, захватив мои платья и драгоценности, и здесь нашла приют у Анны Александровны, подруги моей покойной матери. По приезде я тотчас подала жалобу прокурору… Началось следствие, кончившееся, как вам известно, оправданием негодяя…
– Это возмутительно!
– Теперь, рассуждая хладнокровно, я думаю, что суд иначе не мог поступить… Отец выдавал такие обязательства, которые были совершенно законны… Алферов и его сообщники знали, что делали.
– Бедная, бедная… Так молода… и так много перенесла испытаний!
Зиновия Николаевна с грустью опустила голову.
– Что же вы будете делать по выздоровлении?
– Буду искать место гувернантки… или, быть может, компаньонки…
– В состоянии ли вы будете перенести это столь зависимое положение?
– О, у меня хватит сил перенести все, лишь бы заработать себе честно кусок хлеба.
– Я, быть может, постараюсь найти вам более подходящее место.
– Как я должна благодарить вас за вашу доброту, Зиновия Николаевна! – произнесла больная, хватая ее за руку.
– Мои старания невелики, – сказала она, улыбаясь. – Место для вас у меня есть в виду.
В глазах Дубянской засветилась радость.
– Я состою домашним врачом в одном очень уважаемом семействе и вспомнила теперь, что хозяйка не раз высказывала желание пригласить компаньонку для своей взрослой дочери.
– О, как я буду рада! Благодарю вас.
– В знак благодарности поправляйтесь… Выздоровление пациентки – лучшая награда для врача.
– Теперь я начну выздоравливать не по дням, а по часам.
– Дай Бог…
Зиновия Николаевна простилась с больной, обещав зайти на другой день.
Спускаясь с лестницы, она думала:
– Да, да, дом Селезневых будет для нее самым подходящим местом. Надо поместить ее именно туда.
По возвращении домой Ястребова рассказала мужу во всех подробностях о своем свидании с Савиным, а также о плане относительно своей пациентки.
– Знаешь, Леля, ведь он еще до сих пор не забыл Гранпа?
– Ну?
Зиновия Николаевна передала ему вопрос Николая Герасимовича и свой резкий ответ.
– Да, – задумчиво произнес Алексей Александрович, – не даром, видно, пословица молвится, что старая любовь не ржавеет…
По поводу же рекомендации Дубянской Селезневым, Ястребов, далеко не покровительствовавший филантропическим занятиям своей жены, только махнул рукой и заметил:
– Как знаешь, матушка!
IV
Подруга
Столоначальник одного из бесчисленных петербургских департаментов Семен Иванович Костин жил на 4-й улице Песков, местности, в описываемое нами время тихой и малолюдной, напоминающей уездный городок. Он занимал очень хорошенькую квартирку на втором этаже.