— Хромает? — Она удивилась. — Нет, а что?
— Да так.
Он вернулся через четверть часа. Крупный здоровяк, волосы пепельные, немного сутуловат, ходит чуть вразвалку.
В одной руке у него была пластиковая сумка, в другой — сигарета.
Он удивленно воззрился на пришельцев.
— Вы ко мне?
— К вам. А как вы догадались? — спросил Улофссон.
— Да уж догадался. Вы с таким любопытством на меня посмотрели.
— Значит, ты и есть Роланд Эрн, — сказал Хольмберг.
— Совершенно верно. А в чем дело?
— Может, пройдем в твою комнату, потолкуем? Мы из полиции.
— Из полиции?.. Разумеется, проходите. Дверь не заперта. Я только пихну еду в холодильник и сразу вернусь.
Они вошли в комнату и стали ждать.
Хольмберг взглянул на часы: полчетвертого.
С улицы доносился шум автомобилей, стекла дрожали.
Комната Роланда Эрна была одной из восьми тысяч студенческих комнат в Лунде. Безликая стандартная мебель, на столе — пишущая машинка с заправленным в Нее листом бумаги.
Улофссон уселся в вытертое кресло, которое шаталось, грозя вот-вот развалиться.
Пахло застоявшимся табачным дымом: хозяин курил трубку. Пепельница до краев наполнена пеплом, даже на стол просыпалось.
Над кроватью висела карта-схема Лунда и какой-то эротический плакат. На полу возле кровати стояла спортивная сумка, от нее разило потом.
На письменном столе и книжной полке беспорядочные горы книг и бумаги.
В углу, рядом с мусорной корзиной, — одиннадцать пустых бутылок из-под красного вина и пара ботинок.
Через спинку кресла перекинуты синие териленовые брюки, а с лампочки под потолком свешивались колготки.
Казалось, в комнате всего несколько часов назад была попойка. На самом же деле пьянствовали, конечно, накануне.
Громко тикал будильник: без двадцати четыре.
Хольмберг встрепенулся и посмотрел на свои часы.
— Какого дьявола…
Часы показывали тридцать пять четвертого.
— Парень ведь собирался только пихнуть еду в холодильник, верно?
Он открыл дверь в коридор. Закрывал он ее или нет, когда вошел? Хольмберг направился в кухню.
На столе красовалась пластиковая сумка, а на стуле сидела Ингрид Свенссон и ела бутерброд с сыром.
— Где Эрн?
— Роланд? Он поставил сумку и ушел. Разве он не у себя?
Хольмберг резко повернулся и почти бегом устремился в комнату.
— Идем скорей! — крикнул он Улофссону.
— А в чем дело?
Улофссон вскочил на ноги, едва не опрокинув кресло.
— Он смылся.
— Смылся?
— Да. В кухне его нет. Не иначе как слинял.
Глава четырнадцатая
Они быстро спустились по лестнице, и вышли на улицу.
— Удрал, — сказал Хольмберг.
— Что ж это значит, черт побери? — пробормотал Улофссон себе под нос.
— Что кое с кем не все в порядке.
— Да… похоже на то. Думаешь, это он?
— Черт его знает. Поймаем — тогда и выясним.
Они снова поднялись наверх. И застали Ингрид Свенссон по-прежнему в кухне.
— Что тебе известно о Роланде Эрне? — спросил Хольм берг.
— В каком смысле? — Девушка удивленно посмотрела на него.
— Нам нужно было с ним потолковать, но, как видишь, он слинял. Ты не знаешь почему?
Она встала:
— Понятия не имею. Раз он не хочет с вами говорить — это его личное дело, я тут совершенно ни при чем.
— Что тебе о нем известно?
— Гм… Как вам сказать…
— Где он был первого мая?
— Почем я знаю.
— А сама ты, где была?
— Дома у моего парня.
— Стало быть, не здесь?
— Нет.
— А во вторник ты находилась тут? Второго мая? — не унимался Хольмберг.
— Да.
— Эрн был тогда дома?
— Не знаю. Я почти весь вечер сидела у себя и читала, а когда несколько раз на минутку заглядывала в кухню, я его там не видела.
— Гм… Чем он занимается?
— Занимается?
— Ну да. Он учится?
— Нет.
— Что же он тогда делает? Работает?
— Да.
— А в среду вечером ты его видела?
— Видела.
Она стояла у мойки и споласкивала горячей водой стакан, уже довольно долго. И, судя по всему, ей очень не хотелось отвечать на вопросы о Роланде Эрне и вообще беседовать с полицией.
— Видела, — повторила она. — В среду у нас на этаже был маленький праздник.
— Ага.
— Эрн тоже участвовал?
— Да.
— Весь вечер?
— Да.
— Что вы отмечали?
— Несколько ребят сдали зачет.
— Та-ак. Говоришь, он работает. Где же? — нетерпеливо спросил Хольмберг, чувствуя, что начинает нервничать и краснеет от едва сдерживаемой злости.
— Почту развозит.
— Стало быть, почтальон.
— Да.
— Угу… А что он до этого изучал?
— Он экономист.
— Экономист? И работает почтальоном? — удивился Хольмберг, забыв, что в документах Эрн а так и написано: экономист.
— С работой-то паршиво, сами знаете.
— Он искал работу по специальности?
— Конечно. Он часто говорил, что, мол, все это чертовски безнадежное дело и что он каждый божий день пишет по объявлениям. Кстати, по его словам, у него вроде бы есть шансы устроиться в какую-то рекламную фирму.
— Да?.. В какую же?
— Он не говорил.
— Но ведь экономисты в рекламе не работают. Их дело цифры… плюс, минус и все такое, а?
— В общем-то, да.