Вместе с разноцветными шариками песня взлетела к безоблачно-синему весеннему небу.
Хольмберг смотрел на голубой шарик, поднимающийся к солнцу, и думал: неужели лопнет?
Потом снял с ограды руку: она выпачкалась ржавчиной.
Сел в машину и поехал домой.
К Черстин и Ингер.
Этой осенью в Лунде, на Клостергатан, выкопали труп мужчины.
Но на сей раз все было по закону.
Потому что останки принадлежали епископу, который жил здесь восемь столетий назад.
Мария Ланг
НАСЛЕДНИКИ АЛЬБЕРТЫ
Перевод О. Вронской
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Альберта Фабиан
урожденная Люндён, владелица виллы, оставившая после смерти большое состояниеРудольф Люндён
бедный настоятель приходаЛиселотт Люндён
его корыстная женаЕспер Экерюд
журналист без постоянной работыМирьям Экерюд
издательница журнала «Мы — женщины», самоуверенная и властнаяЭдуард Амбрас
санитар, веселый и беззаботныйПолли Томссон
секретарша, всегда грустная и подавленнаяСванте Странд
начинающий адвокатДаниель Северин
опытный врачЭрк Берггрен
вездесущий помощник шефа местной полицииЕлена Вийк
хозяйка соседней виллыКамилла Мартин
певица, впервые дающая уроки пенияКристер Вийк
шеф государственной комиссии по уголовным деламСон
1 ЗЛО, ЧТО СВЕРШИТСЯ В ГРЯДУЩЕМ, ПОКА ЕЩЕ ДРЕМЛЕТ
Нескончаемая езда в лифтах.
Огромных лифтах из толстого прозрачного стекла. Пол, стены, потолок — все было прозрачное. Охваченная смятением, стояла она в одном из стеклянных кубов и следила, как мимо с головокружительной скоростью проносятся черные стены шахты.
Она не хотела смотреть вниз, сквозь пол, под которым зияла бездна, она вообще старалась никуда не смотреть, ей хотелось закрыть глаза, задремать.
Но оказалось, это очень трудно, сквозь сон она вдруг поняла, как трудно закрыть глаза, если ты уже лежишь с закрытыми глазами. Лежишь, и тебе снится, что ты спишь и видишь сон.
Лифт рывком остановился и выбросил ее в каком-то вестибюле, где толпилось множество людей. Они мешали ей идти быстро. Она изо всех сил пробивала себе дорогу и беспрестанно извинялась:
— Извините. Ради бога, простите. Я очень тороплюсь. Впереди мелькнула белокурая, гордо посаженная голова.
— Эй, Мирьям! Подожди меня, слышишь? Помоги мне отсюда выбраться!
Потом она почувствовала запахи озера и вот уже побежала к берегу. Над ней только небо, кругом ни души, все страхи и тревоги исчезли, она улыбалась от радости, приближаясь к розовой вилле, стоявшей у самой воды.
И снова у нее на пути выросла безмолвная толпа.
— Пропустите меня, — умоляла она. — Ведь это мой дом!
Однако теперь дорогу ей преграждали не только люди. Низкое крыльцо виллы было затянуто колючей проволокой, парадная дверь заколочена досками, окна без гардин зияли пустотой. Но в одном из них висело кашпо с поникшим цветком.
— Да поймите же, — упрашивала она, — Мне надо домой, чтобы полить цветок.
Никто в этой безликой толпе не ответил ей, никто не посторонился.
Что говорить, серый каменный дом на узкой стокгольмской улице был построен основательно, и огромная старомодная квартира на пятом этаже, которую занимала Мирьям, имела неплохую звукоизоляцию, но тем не менее, еще с порога услыхав, как грохочет вода в ванной, — Мирьям пришла в ярость.
Она без стука рванула дверь и заорала:
— Ты в своем уме? Кто это моется в три часа ночи на второй день пасхи? Хочешь перебудить весь дом?
Ее брат, на котором не было ничего, кроме желтых махровых тапочек, хмуро заметил:
— Тебя разве не учили, что невежливо врываться без стука в ванную, если там кто-то моется?
— Да ты бы за этим шумом никакого стука не услышал. Выключи воду, болван. Говорят тебе, заверни краны!
Но брат не шевельнулся; тогда Мирьям протиснулась между обнаженной фигурой и унитазом и сама выключила воду.
На первый взгляд брат и сестра были удивительно похожи. Оба статные, белокурые, голубоглазые. Он — высок даже для мужчины, она — для женщины.