Современный театр и революционная драматургия

Надо также ускорить процесс приближения левых театров к нашей центральной задаче, к осуществлению социально-значительного театра. Трюкизм есть порождение упадочной буржуазии. Его место в цирке, в мюзик-холле. Он может появиться и в театре, но как малозначительный, случайный элемент. На первом плане должно встать острое наблюдение жизни, синтез типов и типичных социальных положений, процесс самопознания революции и познания ею окружающей среды, выработка разящего оружия, ловко направленной тонкой сатиры, а не аляповатого фарса, выработка возвышающих публику, напрягающих тонус ее нервов, зовущих к подвигу положительных типов и образов, а не условно сантиментального сахарина и барабанно-ходульного героизма. Надо, чтобы левый театр понял, что социальный тип выростает из социальной среды, и что сцена должна изображать типичное в среде, что декоратору (живописец или конструктивист – и тот и другой равно допустимы) надо показать ту типичную среду, те вещи, в которых отражается соответственный человек, и которые формируют соответственного человека. Футуристический лжепредметный стиль должен быть постепенно, довольно-таки беспощадно, вытравлен из левых театров. Мы сошлись с Мейерхольдом на лозунге от био-механики, как частного и приготовительного класса, к социо-механике, как настоящей социально-психологической подготовке актера к его художественно-познавательной и художественно формирующей волю публики роли. «Психологии» бояться при этом нечего. Мы под психологией разумеем не средне-вековую «душу», а привычную складку организма, происходящую вследствие давления социальных причин и обусловливающую собою характер поведения данной индивидуальности при тех или иных жизненных условиях. Понимание социального характера и нашего собственного и всех окружающих нас друзей, равнодушных и врагов, есть основная наша задача в области искусства.

Надо помнить, что даже роман или повесть, поэма или лирика легче могут впасть в самонаблюдение, в рассказ о том, что происходит в «душе», чем театр, у которого нет иных средств, кроме об'ективных, кроме слов, мимики, жестов, костюма, декораций, характеризующих среду и т. д.

Очень часто, так называемые, правые театры сопротивляются постановке пьесы не потому, что она революционна (а в этих театрах порою еще гнездится известная политическая отсталость), не потому, что она слишком тенденциозна (а театры эти еще склонны украдкой кадить фимиам чистому искусству), а потому, что она «недостаточно художественна», при чем забывают, что начать новую театральную эру надо во что бы то ни стало, хотя бы и не сразу шедеврами. Очень часто привычки режиссуры и актеров оказываются шокированными новой формой, например, попытками драматурга создать пьесу без любовной интриги, как у Белоцерковского, без сквозного действия, через центральные фигуры, создать как бы значительные серии картин или сюиты социальных положений в конце-концов, ярко характеризирующих какое-нибудь широкое социальное явление. Подобное расхождение между привычками театра и новыми попытками драматургии надо во что бы то ни стало устранить. Очень часто актер попробовав осуществить новую задачу, найдет в ее осуществлении много радостей и расширит свою палитру.

С другой стороны левые театры боятся пьес, близких к быту, в свою очередь кадят чистому искусству, только в другом направлении. Позволяют себе в лице своих режиссеров корректировать авторский текст в угоду своим выдумкам, очень часто устремленным только в сторону внешней эффектности.

Союз Революционных Драматургов еще молод. Он еще не может козырнуть бесспорными всеубеждающими шедеврами, но он знает куда итти, внутренние разногласия в нем постепенно совершенно прекращаются, основные линии, обрисовывающиеся не как узкая тропинка, а как целая серия путей, направленных, однако, в одну и ту же сторону, все более и более выясняются, и Союз Революционных Драматургов думает дать несколько дружеских боев театру. В результате этих дружеских столкновений, вероятно, получится искра истины. Союз кое-что даст театру, театр в свою очередь много даст Союзу.