Совсем другая тень

- Опасаешься. Все ведь видно невооруженным глазом.

- Что "все"?

- Все. По утрам ты тщательно разглядываешь двор. Когда мы идем к машине, незаметно оглядываешься. В машине непрерывно следишь, кто едет сзади. И вообще, ты все время будто чего-то ждешь. Так, будто за тобой кто-то гонится. Я понимаю, по каким-то причинам ты не хочешь об этом говорить. Но пойми: я за тебя боюсь. Очень боюсь.

Я молчал, не зная, что ей сказать. Алена повернулась ко мне:

- Сереженька, может, ты все же просветишь меня, что происходит? Пожалуйста! Я тебя очень прошу!

Я подумал: кажется, я должен объяснить ей, в чем дело. Хотя бы вкратце.

- Хорошо. Если тебя это так уж интересует, последнюю неделю за мной и Сашкой охотились.

- Охотились? Кто?

- Нехорошие дяденьки. Но больше они охотиться за нами не будут.

- Точно не будут?

- Точно.

- А что значит "нехорошие дяденьки"?

- Ну, нехорошие дяденьки. И все. Совсем нехорошие.

- Это какие-то бандиты? Уголовники?

- Алена, какая разница? - Я провел рукой по ее волосам. - Бандиты они, уголовники, не имеет значения.

- Сергей, ты что-то скрываешь?

- Ничего я не скрываю.

- Скрываешь. Как ты не можешь понять: я за тебя боюсь.

- И зря, ничего не бойся. Одевайся, и я отвезу тебя. А вечером позвоню, и куда-нибудь сходим.

- Хорошо. Но смотри, если ты меня обманул.

- О чем ты. Все будет в полном порядке, обещаю.

Я засунул в сумку вещи, подождал, пока оденется Алена, и, спустившись с ней вниз, отвез в институт. Потом подъехал к своему дому, оставил машину на обычном месте и поднялся к себе.

Признаться, я не исключал, что Вадим Павлович или его люди попробуют в мое отсутствие проникнуть в квартиру. Но когда я вошел, все вещи были на своих местах и вообще было ясно: мою квартиру никто не трогал.

Тень

От раздумий, а также от утомительного "сидения на телефоне" Рахманова отвлек появившийся Жильцов. Два дня, проведенные в клинике, позволили Жильцову найти двух свидетелей, санитарку и бывшего пациента, опознавших Крыжко. Изучив предъявленную фотографию, оба свидетеля показали: человека, изображенного на снимке, они видели три года назад среди пациентов.

Таким образом, факт пребывания Крыжа в клинике можно было считать установленным.

Изложив все это, Жильцов спросил:

- Андрей Викторович, как допросы? Все то же?

- Все то же. Никаких новостей.

- Понятно...

Оба посидели молча. Нет, подумал Рахманов, он должен разобраться в истории с собакой. И понять, почему пес не давал Лотареву убрать этюдник. Спросил:

- Виталий, ты разбираешься в собаках?

- В собаках? Вы имеете в виду породы?

- Нет, собачью психику.

Жильцов засмеялся:

- Проводником я не работал. Так, на общем уровне - туда-сюда. А что?

- Да вот, понимаешь, не могу объяснить сам себе: почему собака лаяла на человека.

- Что за собака?

- Сторожевая. С базы "Рыболов Сенежья".

- Это та, которую пристрелили?

- Она самая.

- А человек?

- Один из наших свидетелей. Художник Лотарев.

- А в чем загадка?

- В том, что сначала собака вела себя тихо. Лотарев стоял рядом, с этюдником. Рисовал. Потом вдруг, когда Лотарев стал убирать этюдник, собака ни с того ни с сего бросилась на ограду, стала рваться, лаять, рычать. Вот я и думаю: что ей дался этот этюдник?

Жильцов задумчиво потер переносицу:

- Может, она лаяла на что-то другое?

- Я думал об этом. В этот момент к Лотареву на машине подъехал его приятель. Тоже наш свидетель - Чирков, в клинике которого ты только что был.

- Ну так в чем вопрос? Она могла лаять на Чиркова.

- Не могла. К ограде он не подходил. Нет повода, чтобы так рваться с цепи.

- А может, она его знала?

- Я проверил. Не знала. А если б и знала, все равно не повод беситься.

- В общем, вы правы.

- Тогда в чем дело?

- Может, Лотарев все это придумал? Насчет собаки?

- Зачем? Ведь эпизод сам по себе - ни нашим ни вашим. Да и вообще лишен всякой логики.

- А когда это было? Летом?

- Летом. В июле.

- В жару?

- Ты хочешь сказать, собака могла просто так взъяриться? От жары?

- Почему бы нет? Недаром говорят: собака лает даже на собственную тень.

- Да-да. Может, ты и прав.

Услышав телефонный звонок, Рахманов снял трубку:

- Слушаю.

Молодой женский голос спросил:

- Андрей Викторович?

- Да, я. Одну минуту. - Прикрыл трубку ладонью, посмотрел на вставшего Жильцова. - Пошел?

- Если я вам не нужен, схожу в буфет.

- Давай. Жду здесь.

- Хорошо.

Жильцов вышел.

Рахманов сказал в трубку:

- Простите, пожалуйста. Слушаю.

- Андрей Викторович, это Меднова.

- Меднова?

- Да. Вы меня помните?

Еще бы ему не помнить Меднову... Девушка Лотарева. Кажется, она взволнована. Он отчетливо слышит ее дыхание.

- Конечно, помню. Слушаю вас.

- Андрей Викторович, вы могли бы меня сейчас принять?

- Принять? А по какому вопросу?

- Мне нужно с вами поговорить. Срочно. Очень срочно.

Да, она явно взволнована.

- Поговорить о чем?

- Это касается Лотарева.

Он помедлил, и она добавила:

- Пожалуйста. Я вас очень прошу!

В принципе, вряд ли Меднова сможет рассказать ему что-то новое. Судя по ее тону, звонок вызван всего лишь беспокойством за Лотарева. Но поговорить он обязан.

- Вы сейчас где?

- Рядом с прокуратурой.

- Хорошо, приходите. Я предупрежу, вас пропустят.

- Спасибо.

Тут же раздались гудки.