Совсем не ангел

Неприкрытая ярость исказила и без того ужасное лицо Шкурова. Он сжал руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони до такой степени, что на пол стали стекать капли крови.

— Как же я вас ненавижу! — процедил он, и тут же добавил, — камеры смотрел?

— Не успели, но аппаратура уже тут, можно вместе взглянуть, — ведьмак кивнул, и вместе со Святом прошел к стоящему на столе монитору.

Выбрав камеру и прокрутив пленку до нужно им момента, они увидели, как охранник тащил на цокольный этаж небольшого роста девушку с двумя косами и в костюме официантки. Ее лица было не разглядеть.

Шкуров повернулся к Святу, и ехидно поинтересовался:

— А не твоя ли этого сбежавшая цыпочка? — тот опустил глаза в пол, и быстро кивнул. Шнуров тяжело выдохнул, — идиот.

Далее они переключились на камеру, что была установлена напротив подсобки, где держали девушку, и чуть промотав, остановили пленку на том моменте, когда к двери подошел Мирон.

Шкуров громко зарычал и ударил кулаком по монитору, чуть его не разбив.

— Хренов гоблин! Я его, как важного гостя, в дом свой пустил, а он мне вот как оплатил? С чего она вообще ему понадобилась? — отмотали еще немного вперед, и когда камера показала лицо Есении, ведьмак удивленно застыл, не в силах оторваться от экрана.

— Какого черта? Какого, мать его черта? — он схватился за свои волосы, которые после встречи с одной маленькой пиявкой успел нарастить с помощью магии, и начал проклинать все на свете, — шар мне, срочно! Сейчас найду этого мерзкого старика, и он маму родную проклянет, что на свет его родила.

Все находящиеся в комнате шумно выдохнули, благодаря высшие силы, что весь гнев хозяина перешел с них на несчастного гоблина.

* * *

— Мамаська, — закричала малышка, как только увидела, кто ворвался в комнату, — ти велнулась!

Я, чувствуя, как по щекам стекают слезы радости, бросилась к малышке, схватила ее на руки и закружила по комнате.

— Я так скучала, сладкая, — шептала ей на ухо, стараясь не сжимать так сильно, как мне бы хотелось.

— И я скусяя, — веселый смех моей девочки, словно бальзам, согревал душу и сердце. Все копившиеся внутри тревоги улеглись, словно по мановению волшебной палочки.

Только посадив ее обратно на кровать, я заметила, что в комнате мы были не одни. Прислонившись к стене и скрестив руки на груди, Ангел пожирал нас обеих сосредоточенным взглядом. Зубы его были крепко сжаты, а в глазах читались тысячи вопросов.

Все мои опасения в ту же секунду подтвердились, и как бы мне не хотелось оттянуть этот момент, серьезного разговора было не избежать.

Он узнал.

Ева, в силу своего возраста, не улавливала царившее в комнате напряжение. Я же ощущала его каждой своей клеткой и порой.

Перебираясь сюда по гоблинским тоннелям, я выстроила в голове наш диалог, но сейчас все мысли разбежались в разные стороны. Может, он и выглядел спокойным, но это лишь видимость, для малышки, чтобы ненароком не напугать ее. Я чувствовала внутри себя его замешательство, злость и… обиду.

— Мамаська, а папаська миня укьял у пвахова дядиньки и велнул дамой, — услышав из уст ребенка слово «папочка», я так и застыла с открытым ртом.

Неужели он не просто признал ее своей, но и объявил об этом вслух? Слишком невероятно, чтобы быть правдой.

— Да, Ева, я, наконец, вернул тебя домой, и больше никуда не отпущу, — последние слова были, без сомнения, адресованы мне, и сказаны с такой резкостью, какой я еще ни разу от него не слышала, а брошенный в мою сторону взгляд обещал, что разговор нам предстоит не из легких, — нам сейчас с твоей мамой нужно будет кое о чем поговорить, а ты пока побудешь с Искрой, хорошо? Я отсюда чую, что она приготовила тебе что-то вкусненькое.

Малышка кивнула, и оборотень, даже не спросив меня, взяв ее на руки, вышел из комнаты, но дверь за собой не закрыл, давая знать, что очень скоро вернется, и тогда я уже так просто не отверчусь.

* * *

Поручив Еву заботам Искры и Никиты, Ангел поднимался по лестнице в ту комнату, где его ждала Есения.

Чувствуя ее волнение и страх, он пытался сдержать рвущиеся на волю злость и горечь, но ничего не получалось. Они скручивали его в бараний рог, не давая свободно дышать и мыслить.

Даже зверь внутри, еще не слыша ни одного ее довода, был всецело на ее стороне, уговаривая хозяина сдержаться и дать девочке выговорится.

Как объяснить этому идиоту, что она обманула их? Держала все это время за дураков. Словом не обмолвилась ни о дочке, ни о том, что они когда-то в прошлом были вместе. Делили одну постель. И судя по тем обрывкам воспоминаний, что нет-нет да всплывали в его голове, любили друг друга.

Тут же все стало понятно с их не заканчивающейся связью, что объединила их души после ритуала. По-другому с истинными сужеными не бывает.

Что такое должно было произойти между ними, чтобы она лишила его малышки… лишила его себя. Для такого поступка практически не существовало оправданий.