Совсем не Аполлон

Я не знала, что сказать. Но это, кажется, совсем не смущало голос по имени Анки Вестерберг. Она, наверное, привыкла разговаривать с разными людьми. На то она и журналист.

— Рецензия выйдет на днях.

— Ой… как быстро.

Легкий смех. Но не такой, каким высмеивают. Просто сразу понятно, что человеку нравится общаться с другими людьми.

— Конечно, газеты так и работают. Иногда. Послушай, как насчет восьмисот?

— Чего?

— Восемьсот крон — тебя это устроит?

Восемьсот крон — да это же куча денег. Она что, серьезно?

Очевидно, серьезно. Я продиктовала свои данные и домашний адрес, а она пообещала, что деньги придут до Рождества.

— И не забывай, присылай еще тексты.

Разговор закончился. Халат был по-прежнему в пятнах, волосы — лохматыми, но все переменилось. Не то чтобы камень с души свалился, но на сердце сильно полегчало. Редактор отдела культуры настоящей газеты захотела опубликовать мою рецензию! Странно, даже как-то жутковато, но главное — это мое, личное. Моя удача. И никто ее не отнимет, никто не осудит.

Я оделась, перехватила пару бутербродов и пошла в школу.

Математика только что началась. Лена сидела за партой, стоящей у самой стены, в отдалении от других. Когда я вошла в класс, она демонстративно отвернулась. Оглядевшись, я нашла только одно свободное место — позади Стефана и Йеспера, в самом конце. Как только я села, Стефан кивнул в сторону Лены и вопросительно взглянул на меня. Что бы это ни означало, я пожала плечами в ответ.

Я смотрела на Лену, на ее спину. Очень одиноко выглядела эта спина. А шея — я чувствовала, как трудно сидеть вот так, вытянувшись и застыв. Время от времени я разглядывала Ленин профиль. Весь ее вид выражал полную замкнутость, она не подпускала к себе никого и ничего, даже взгляды.

Май-Бритт закончила объяснение. Класс тихо загудел, зашелестел учебниками и вздохами, заскрипел стульями. Я посмотрела на Стефана:

— Ты так красиво вчера пел.

— Да, ты уже говорила.

Он уткнулся в учебник. Йеспер нагнулся ко мне через голову Стефана:

— Правда, он очень вежливый и милый?

Йеспер засмеялся и пихнул Стефана в бок. Стефан скривился в ответ:

— Можешь стать моим агентом. Если Берт Карлсон тебя не опередит.

Иногда мне кажется, что парням намного легче общаться между собой, чем девчонкам. Им легче шутить, они ничего не усложняют. Как давно они дружат, Йеспер и Стефан? Сколько я себя помню. А сколько раз учителям в младших и средних классах приходилось растаскивать их в разные стороны, когда они колотили друг друга на школьном дворе? Миллион раз. Пройдет час — и они снова лучшие друзья. Потом я подумала о нас с Леной. Тяжко, тяжко.

— Ты знакома с Андерсом? — спросил Стефан.

— Ну не то чтоб знакома. Просто говорили пару раз. О книгах.

Наверное, странно, что именно о книгах — но Стефану так не показалось.

— Он классный.

Я кивнула.

— И офигенно играет на саксофоне.

Я снова кивнула. Могла бы добавить, что еще рядом с ним мурлычет кошка, но промолчала. Хотя и подумала.

Май-Бритт прошла мимо, требовательно взглянув на нас. Я старалась сосредоточиться на примерах, думая в то же время, как здорово сидеть вместе со Стефаном и Йеспером. Легко и просто. Никаких странностей. И, честно говоря, как будто на шаг ближе к Андерсу Страндбергу.

У меня за спиной просигналил автомобиль. Анника. Дорогая тетя Анника. Сто лет ее не видела.

— Что делаешь? — улыбающееся лицо в окошке с опущенным стеклом.

— Ничего.

— Поедем ко мне?

Если мне чего-нибудь и хотелось, то это поехать в гости к Аннике. Я запрыгнула в машину, не успела она договорить.

— Лена заболела?

Я непонимающе посмотрела на Аннику.

— Ну, раз ты одна. Вы же всегда ходите домой вместе.

— Ой, просто много чего произошло…

Я смотрела в окно машины, чувствуя, что не хочу об этом говорить. Не сейчас. Может быть, потом.

В сумке лежал плеер с диском Баха. Я достала его и включила проигрыватель в машине. Нашла восьмой трек, вторую часть концерта ре минор, largo та non tanto.

Музыка заиграла. Анника посмотрела на меня, улыбнулась и задумчиво кивнула. Мы ехали вместе с Бахом — по мосту, между изгибами перил, через весь город, на который опускались сумерки, и когда номер закончился, я тут же включила его снова. Когда мы подъехали к дому Анники, музыка все еще звучала. Анника заглушила мотор, и мы дослушали до конца.

— Да, в этой музыке много всего, — сказала Анника, выходя из машины.

Она заваривала чай, а я сидела в кресле в ее гостиной, оглядывая стеллажи с книгами, картины и камни, привезенные из разных уголков мира.

Анника вошла и поставила поднос с чашками на круглый столик. Опустилась в кресло напротив. Посмотрела на меня, отхлебнула чаю, снова взглянула на меня.

— Как дела дома?

Не знаю, откуда взялись слезы, просто потекли. Второй раз за несколько дней будто кто-то нажал на кнопку, и я расплакалась, как ребенок, который потерялся в большом магазине и разрыдался, вновь увидев маму.

Анника, конечно, видела, как я плакала в детстве, упав и ударившись, но с тех пор — вряд ли.