Совсем не так, как летом

  Солнце уже направилось вниз, к закату. Ветер совсем перестал. Горы тихонько и сонно покачивались в высоте, и в Долину сыпался сверху мягкий хрустальный шелест. Впереди, далеко-далеко, у Гор распластались слоистые дымки: лучи невысокого Солнца отражались там и рассеивались вокруг задумчивых горных пиков. И было по-прежнему тихо, и даже птицы перестали покрикивать в звонком морозном воздухе, и даже зайчики затаились на кончиках веток, и больше не рассыпа́ли своих невидимых льдинок-звуков.

  Когда они пообедали, папа собрался наверх, на вершину пригорка, чтобы сделать оттуда замечательную фотографию зимней Долины (эту фотографию он задумал давно, еще летом, она ему нужна для работы). Папа с мамой оставили лыжи и рюкзаки у камня, а сами собрались наверх.

  — Биночка! — Мама присела на корточки, поцеловать Бину в щеку (и проверить, хорошо ли сидит бинина шапочка). — Мы с папой сейчас поднимемся вон на ту гору, а ты пока погуляй здесь! Я пойду с папой, потому что сейчас зима, и там может быть трудно пробраться без помощи, а у папы руки ведь заняты. А ты погуляй здесь, но только не уходи далеко, и не заходи никуда, а так чтобы мы сверху тебя всегда видели!

  — Мамочка! А я тоже хочу с вами наверх! Ведь оттуда все так наверно здорово видно, и долина будет наверно уже другая! Папочка, и я тоже хочу наверх! А можно я с вами пойду?

  — Наверно, пока не надо. — Папа тоже присел. — Если бы мы пошли наверх просто так, тогда можно, а сейчас правда, руки у нас будут заняты. А сама ты пока еще не очень хорошо лазишь по зимним склонам. Поэтому погуляй пока здесь, только не уходи далеко, а мы сейчас сходим наверх, потом спустимся, и все потихоньку пойдем обратно.

  — Ладно, папочка! Ладно, мамочка! Ладно, я тут подожду, погуляю, но вы только там поскорей, ладно? Я, конечно, уже большая девочка, и мне тоже будет интересно одной погулять, но вы там все равно поскорей, ладно? А то вдруг я тут что-нибудь увижу такое просто ужас как интересное, мне ведь захочется посмотреть! Или еще что-нибудь.

  — Конечно, конечно! — Мама поцеловала Бину в другую щеку и поднялась. — Только не уходи далеко, чтобы мы тебя видели. Это все-таки горы, все-таки сейчас зима. Будь умницей!

  — Я обязательно буду умницей! Просто ужас какой умницей, мамочка! Ну а если я вдруг куда-нибудь заблужусь, то ведь сейчас зима, и вы пойдете за мной по следам, и я там найдусь!

  — Конечно, конечно! Но все равно, все равно! Ладно, Биночка, мы пошли!

  И тогда мама с папой стали осторожно подниматься по снежному склону под самое синее небо. И они останавливались, и махали Бине руками, и Бина радостно прыгала и махала в ответ. Наконец они стали совсем маленькими, и их даже стало трудно найти на ослепительной белизне, но вот они добрались до вершины пригорка, и папа начал делать нужную фотографию.

  — Ладно, — сказал Бина и отвернулась пока от пригорка. — Пусть они там пока делают фотографию. Я им там пока не буду мешать. Я пока погуляю! Совсем немножко, просто ужас как интересно, ведь тут сейчас все совсем-совсем по-другому, совсем не так, как летом!

  И она немножко отбежала от камня, стараясь ступать как можно более аккуратно (если она вдруг заблудится, или вдруг потеряется, то по этим следам ее запросто можно будет найти). Она чуть-чуть погуляла на север, потом чуть-чуть погуляла на юг (больше гулять было некуда, потому что с одной стороны была речка под снегом, а с другой начинались горы, и там особенно не разгуляешься, особенно когда папа сказал, что ей по зимним горам лазать одной пока еще рано).

  Папа с мамой пока еще не спускались, и Бина снова чуть-чуть погуляла на север, потом снова побежала гулять на юг. (Сколько времени-то уже прошло! Час наверно, а может быть два, а может быть три, или даже четыре! Какую там уже фотографию можно сделать огромную.) Она шла вдоль укутанной снегом речки и с радостным восторгом узнавала вокруг деревья, камни и склоны, которые видела летом.

  — Ух ты, как здорово! Вот интересно! Какой камень вдруг стал пушистый! А деревце какое вдруг стало уютное! А ручеек... Где-то тут ручеек должен быть! Ага, вот он! Вот он, миленький! Какой стал совсем непонятный! И даже куда-то вдруг делся! — Она присела на корточки, поворошила снег в том месте, где должен был быть ручеек (летом, во всяком случае, был обязательно), поднялась, в который раз огляделась. — Ух ты! Какая тут хорошенькая ложбинка! Какая она уютная! Надо в нее сходить.

  Тут Бина остановилась и подумала, что в ложбинку ходить, может быть, и не стоит. Наверно она и так уже далековато зашла. Она оглянулась и оглядела аккуратную цепочку следов. Потом посмотрела на небо: ни облачка, глубокая синева, пронзительная и спокойная, какая всегда бывает, когда очень холодно. Потом снова посмотрела на цепочку следов.