Создание империи

Затем, в начале 87 г., он поспешил отправиться в Брундизий, чтобы сесть на корабли с пятью легионами, несколькими неполными когортами и небольшим количеством конницы, всего немного более тридцати тысяч человек.[237] Никогда столь незначительная армия не должна была выполнить столь большую задачу. Митридат, пользуясь подавляющим превосходством своих сил, готовился к очень энергичной защите своих завоеваний. Архелай и Аристон, уже бывшие в Греции во главе значительных армий, сосредоточили свои войска около Афин и Пирея для их осады. В Азии набиралась новая армия. Надеялись раздавить в Греции маленькое войско, уже истощенное осадой Афин. Этот план был превосходен, потому что Сулла, с трудом высадившись в Эпире со своими тридцатью тысячами солдат, должен был спуститься с севера, следуя за врагом, отступавшим вплоть до славного города Аттики, и начать с небольшими силами длинную и тяжелую осаду, в то время как понтийский флот намеревался прервать сношение с Италией и сделать трудным снабжение войска продовольствием.

Новая революция в Риме

Но это положение, уже само по себе тяжелое, сделалось ужасным, когда народная партия снова захватила в свои руки управление в Италии. После отъезда Суллы консул Цинна еще раз поднял вопрос о новых гражданах, желавших быть записанными в 35 триб; другой консул выступил с протестом; оба они вооружили своих сторонников, и на улицах Рима происходили битвы. Цинна, наконец, был низложен и изгнан, но он тотчас же поднял знамя восстания в италийских городах, собирал людей, деньга, убеждал самнитов, все еще бывших под оружием, не складывать его. Посреди этих приготовлений вернулся из Африки Марий с небольшим отрядом нумидийцев и начал вооружать в Этрурии свободных людей и рабов. Сенат попытался предотвратить новую междоусобную войну, предоставив право гражданства всем италикам, еще не получившим его по законам Юлия и Плавция — Папирия, за исключением восставших самнитов и луканов.[238] Но случай не дал на этот раз консерваторам нового Суллу.[239] Марий овладел Римом и стал мстить своему сопернику и той знати, которая никогда не хотела преклониться перед ним. Головы многих аристократов были принесены к нему или выставлены на рострах в качестве украшения; Сулла был объявлен врагом отечества и отрешен от должности; его дом в Риме был срыт, виллы опустошены, имущество конфисковано.

Сулла у Афин

Маленькая армия, которая должна была снова завоевать огромную восточную империю, была покинута и даже угрожаема со стороны Рима. Уже уменьшившаяся от усталости, болезней, сражений, она начала терпеть голод.[240] Если бы понтийская армия явилась на помощь до сдачи города, Сулла и его легионы погибли бы безвозвратно. Но при таких тяжелых обстоятельствах этот гордый скептик, этот утонченный сибарит, который начал свою жизнь тем, что поправил свое состояние наследством богатой греческой куртизанки, вдруг явился гигантом среди этого ужасного социального разложения, разрывавшего все нравственные связи между людьми. Этот гигант, страшный и удивительный в одно и то же время, усилием ничего не разбирающей сверхчеловеческой энергии среди всеобщего беспорядка поставил высшим законом свое благосостояние. Чтобы спастись и спасти свою армию, он сокрушал все на своем пути, даже предметы, наиболее чтимые людьми. Чтобы построить осадные машины, он вырубил рощи Ликея и вековые платаны Академии, в тени которых занимался философией Платон. Чтобы уплатить жалованье и прокормить своих солдат, он устроил в Пелопоннесе монетный двор; он наложил на Грецию изнурительные поборы; он ограбил все храмы, даже наиболее почитаемые; он обратил в золотые и серебряные слитки треножники, вазы, драгоценности, произведения искусства, приносимые богам столькими благочестивыми поколениями. Оспаривая у своих врагов владычество на море, он убедил одного из своих молодых офицеров, Луция Лициния Лукулла, сделать попытку проскользнуть с шестью кораблями через понтийский флот, стороживший Грецию, и отправиться набирать корабли по всему побережью Средиземного моря. Чтобы поддержать присутствие духа в солдатах, он участвовал во всех, их трудах, вмешивался во все схватки, лично водил колонны на приступ, всюду раздавая золото своим войскам. Если Марий понял, что в эту торговую эпоху Рим может набирать свои легионы только среди подонков италийского населения, то Сулла первый понял, что с новыми легионами следует считаться и обращаться как с настоящими наемными солдатами, долгое время удерживаемыми под оружием, подчиненными суровой дисциплине, но хорошо оплачиваемыми.

Задержка понтийских подкреплений