Создание музыки для кино. Секреты ведущих голливудских композиторов

Резнор: Мы были очень честны. Аттикус уже делал подобную работу, так что я полагался на его понимание процесса. Я даже не знал, что такое студия для дублирования, я даже не знал, что это значит. Я мог сказать: «Что это, черт подери?» Но я не мог показать себя полным идиотом. При этом мы были очень честны с Дэвидом в том, что мы не такие, это не восьмой фильм, который мы делаем за год, и что мы находимся в потоке и точно знаем, что мы делаем. А он такой: «Слушай. Я вас прикрою. Я хочу создать нечто такое, в чем вы можете добиться успеха. Если у вас есть вопросы, или вам нужна помощь, у нас здесь отличная команда». И у него действительно отличная команда. Я думаю, все великие отношения начинаются, заканчиваются и выживают благодаря уважению и общению. И в этих отношениях было также много творчества, это были лучшие отношения, которые у меня когда-либо были. Он собрал команду из монтажеров, саунд-дизайнеров и всех-всех, и со всеми у нас были открытые и сотруднические отношения, и именно поэтому его фильмы становятся настолько хорошими. Там не было ничего покровительственного: «Мы работаем над музыкой, а ты делаешь вот это». Там было что-то вроде: «Эй, а что ты думаешь насчет вот этого? Как думаешь, если мы это засунем вот сюда? Ты думаешь, мы здесь все должны вверх дном перевернуть? Я не уверен, но давай попробуем». И часто мы оказывались в ситуации, где нужно было очень много сотрудничать, что для меня является совершенно новым концептом.

Росс: И это очень маленькая команда. Тут есть еще одна вещь. Мне кажется, что мы все друзья. Без преувеличений мы – это Дэвид, Кирк и Рен. И мы постоянно общаемся.

Резнор: И мы наслаждались роскошью тяжелого труда, которую предоставил нам Дэвид, обеспечив нас всем необходимым в студии, нам даже не надо было там всех людей знать. Мы вчетвером раскидывали идеи вокруг себя. А Дэвид был рыцарем с мечем, сражающимся за то, чтобы убедиться, что нам разрешают делать то, что он считает наилучшим. Мы никогда не чувствовали себя не в своей тарелке из-за фраз типа: «Тестирование показало, что будет лучше, если…» Мы никогда ничего подобного не слышали. Меня пугало нечто другое.

Первое – я вообще не представлял как исполнить задумку. Второе – фильм основан на диалогах, где люди разговаривают в комнатах. Это не битвы драконов и не космические серийные убийцы. Это просто болтающие парни. У меня было не так много мыслей по поводу того, какова роль музыки. Немного текстуры там и здесь? Потому что ты по большей части не должен вмешиваться в поток диалогов, которых очень много в фильме. И мы пытались получить у Дэвида ключи к тому, чего он хочет. «Ты хочешь чего-то оркестрового? Ты хочешь чего-то, что растворится в фоне? Ты хочешь чего-то вроде темы из «Звездных войн», переложенную на этот фильм?» Нам удалось выяснить следующее из его слов: «Я хочу, чтобы это звучало более электронно. Я хочу, чтобы у этой музыки была своя личность.

Не бойтесь пробовать. Не волнуйтесь, если вы переборщите». В процессе мы были вдохновлены на то, чтобы идти дальше первоначального консервативного взгляда на вещи. В самом начале наш подход заключался в этом: «Давайте не налажаем. Может быть, попробуем сделать так?» Я говорю за себя.

После я понял, что размышлял слишком ограниченно, а Дэвид был тем, кто толкал нас, говоря: «Что если вы дадите больше цвета музыке вне реплик?» И мы научились придавать музыке разные оттенки, и мы нашли границы того, что работает, и узнали, каков Дэвид в работе. И в звуковом плане мы нашли решение. Это была наша интерпретация происходящего. Мы не думали: «Окей, какая музыка должна была играть в ту эпоху?» Мы смотрели в общем, мне тогда только исполнилось 50, так что для меня компьютерные технологии и возраст обучения в колледже ассоциировались с серединой 80-х. Мы испытывали возбуждение от мысли о том, как мы можем использовать все эти машины. И эти ощущения прошлого были немного синти-поповыми.

Это перешло в музыку с арпеджио (ноты в аккорде звучат не одновременно, а следуют одна за другой), аналоговыми и цифровыми синтезаторами. Там было немного сэмплов. Это не было похоже на звуковую среду, скажем, «Девушки с татуировкой дракона», где мы фокусировались на ледяном, холодном, цифровом, более субъективном звуковом окружении. Здесь речь шла больше о таких вещах: «Каков звук у хорошей идеи? Когда у тебя появляется хорошая идея?» А у меня были такие вопросы: «Как я могу это записать, или какой я могу написать код, чтобы это уловить?» Мы не слишком сильно все продумывали. Потом появилась пара вещей, в них был звук чиптюна, это было ретро, но без указания на определенное время. Но мне кажется, у многих людей моего возраста это вызывало ностальгические чувства, которые не казались неподходящими.