Романист Леонард Терни считает, что парадоксы являются решающим моментом увлекательного и уникального персонажа: «Герои более интересны, когда они созданы из смешанного материала, когда они содержат противоречивые элементы. Чтобы создать такие противоречивые элементы, вы создаете что-нибудь одно, а затем задаете вопрос: «Чего бы такого добавить этому человеку, что могло бы служить потенциалом для конфликта?» Начните с героя — заядлого домоседа, и в нем пока нет конфликтного элемента, но если он по выходным ходит куда-нибудь с друзьями и занимается экстремальным видом спорта — это то, что вам нужно. С такой характеристикой вы двигаетесь в том направлении, которое делает героя интересным».
Анна Фелан описала некоторые специфические парадоксы, которые она открыла, когда писала характер Дайан Фосси. Хотя некоторые из них были вырезаны из фильма, Анна находила их особенно увлекательными аспектами характера Дайан: «Дайан страдала никотиновой зависимостью и чересчур любила шоколад. Она иной раз съедала пятнадцать или двадцать шоколадок за день. Как раз после того как ее убили, когда я все еще пыталась решить, стоит ли вносить это в сценарий, я узнала, что в шкафу ее хижины, в этакой ужасной тесной консервной банке в самом сердце Африки, находилось зеленое бальное платье от Бонвит Теллер. И это заставило меня написать этот сценарий. Я имею в виду — что, во имя Господа, забыла в этом углу такая женщина, с ее зеленым шелковым нарядом в шкафу?»
В «Унесенных ветром» мы впервые встречаем Скарлетт, когда она флиртует. Мы находим ее обольстительной манипуляторшей — это доминанта ее характера. Но мы бы здорово удивились, узнай, что любимым ее предметом в школе была математика, что ее мозг работает как счетная машина в критические моменты, что она сильная, решительная и резкая.
Отто в «Рыбке по имени Ванда/A Fish Called Wanda» кажется глупым, нервным и ревнивым, а ведь еще он читает Ницше и медитирует. Во всем компетентная и строгая Джейн в «Теленовостях» ежедневно ревет по утрам минут пять. Все эти парадоксы завершают характеры.
Если вы создаете сугубо последовательный характер, он может получиться недостаточно многомерным. Если вы добавите какие-нибудь парадоксы, ваши герои станут более уникальными. Если в дальнейшем вы хотите углубить их характеры, есть некоторые качества, которые вы могли бы добавить. Вы можете расширить палитру их эмоций, отношений и ценностей.
Эмоции углубляют человечность героя. В «Деловой женщине» мы сопереживаем Тесс Макгилл как угнетенной секретарше. Когда она понимает, что ее начальница соврала ей, мы буквально чувствуем ее уныние, боль из-за предательства, грусть и безнадегу. В один короткий эмоциональный миг зритель объединяется с Тесс и лучше понимает то, что ею двигает.
В большинстве лучших историй мы сопереживаем герою. Мы чувствуем огорчение Рокки. Мы переживаем момент триумфа вместе с Беном, когда он выигрывает гонку в «Огненных колесницах/Chariots of Fire». Мы понимаем тоску Шейна и депрессию Конрада в «Обыкновенных людях»; отвращение Салли, когда она впервые встречает Гарри («Когда Гарри встретил Салли/When Harry Met Sally»); ненависть к себе Вальмона в «Опасных связях/Dangerous Liaisons».
Тем эмоциям, которые испытывает герой и вместе с ним зритель, можно дать много определений. Мне доводилось слышать шутливое перечисление киношных эмоций: сердиться, грустить, смеяться, пугать.
«Сердиться» подразумевает гневаться, впадать в ярость, раздражаться, разочаровываться, выходить из себя.
«Грустить» означает депрессию, уныние, меланхолию, обескураженность, саморазрушение.
«Смеяться» — радость, счастье, экстаз.
«Пугать» — боязнь, ужас, отвращение, тревога и т. д.
В романе «Обыкновенные люди» показаны эмоциональные слои при описании депрессии Конрада:
«Чтобы подняться утром, нужен стимул. Какая-то вера, что ли. Маячок на бампере, если хотите... Валяясь в постели, он рассматривает стены комнаты, размышляя, что случилось с его коллекцией счетов. Пропали куда-то... вместо этого стены голые. Недавно окрашенные. Бледно-синий. Цвет тревоги. Тревога — синяя; хотя нет, серая. Ему известны все ее оттенки. Он говорил Кроуфорду, что они будут сидеть на краешке его постели и стыдить его, обездвиженного...»[12]