Мы пошли по снегу. Последние работники шли с нами к главной дороге. Они касались шапок и груди, проходя мимо Кольма, как делали с Арленом. Он кивал, приветствуя многих по имени.
Я искала безопасную тему, люди вокруг нас услышали бы.
— Зачем ты пришел сюда? Ради занятия?
— Ради полезного занятия, — сказал он. — Мона надеется удвоить флот к весне, так что собирали всех способных. И приятно строить что-то осязаемое.
— Что за песню все пели?
— У нас много таких, когда один запевает куплеты, а все присоединяются в повторениях. Они меняются от работы или погоды, поются снова и снова. Сейчас сложно найти тихое место.
— Потому что мой народ запрещал пение, — сказала я, решив, что это нужно признать.
Он склонил голову, мы догнали Арлена и Сорчу.
— Да, видимо.
— Все было проще в моей голове, — сказала я. — А теперь я вижу миллион мелочей, которые не учла.
— Все проще, пока оно не случается, — согласился он.
Мы оказались ненадолго без работников вокруг. Я понизила голос.
— Элламэй рассказала мне о петроглифах в Частоколе, — сказала я.
Он бросил на меня взгляд.
— Да?
— Вчера, — сказала я. — Она думает, стоит рассказать Моне.
— Мм, — он смотрел вперед. — Я не был уверен, стоит ли говорить Элламэй. Но иначе я не смог бы отправить письмо.
— Я его не получила.
Он выдохнул, дыхание собралось облаком.
— Мы особо и не надеялись, это не удивительно. Может, это даже к лучшему.
— Не знаю, но мы нашли другие петроглифы, — сказала я. — Мы с Селено по пути сюда. Потому мы и пошли в пещеры. Говорили, там другое Пророчество.
Он повернул голову ко мне.
— И?
— И… они были почти бесполезными, — сказала я. — Так размылись, что едва можно было увидеть что-то новое. Они не дали нам способ изменить Алькоро.
— Лишь дали понять, что была копия.
— Да, кроме этого, полагаю. Но будет сложно сделать из этого выводы. Потому мне нужно увидеть петроглифы в Частоколе, — я посмотрела на Арлена и Сорчу впереди. Мы почти их догнали. — Я просила Элламэй отвести меня туда как можно скорее.
Кольм посмотрел на мрачное небо.
— Придется ждать, если погода ухудшится.
— Это не может ждать, Кольм, — сказала я. — Мы не хотим, чтобы Алькоро послало отряды в Пароа или уничтожило при этом Сиприян.
Сорча оглянулась, держа Арлена за руку. Я притихла. Мы шли за ними, слушая обрывки их разговора. Стена Черного панциря приближалась.
— Новая классификация цикад, — сказал Кольм.
Я посмотрела на него из-за резкой смены темы.
— Ты смогла это сделать? — спросил он.
— Ты о моей работе? — спросила я.
— Да. Она закончилась только предположениями, что цикад нужно отличать от кузнечиков и сверчков. Ты смогла добиться изменений?
— О, да. Они теперь стали отдельным видом, — сказала я. — Полужесткокрылые, а не прямокрылые.
— Из-за природы их песни?
— Не совсем. Но это заставило меня задуматься об их классификации. Кузнечики и сверчки трещат крыльями для их звуков, но цикады используют тимбальные органы на брюшке для этого Другой механизм.
— Ясно, — сказал он, удовлетворенно кивая. — Умно с твоей стороны.
Я ощутила немного гордости — находка была умной, и я ее обосновала. Я подавила голоса, что были убеждены, что цикады — вид саранчи. Но они не могли перечить моим доказательствам. Я улыбнулась, вспомнив радость той победы, когда я увидела изменение таксономии и новые изучения. И все благодаря моему исследованию.
Я с трудом подавила улыбку.
— Это удовлетворило комитет, — я приподняла край его плаща, он ускользал. — А ты не писал диссертации?
— У нас другая система образования, — сказал он. — Дети получают основы у родителей, а потом ходят в школу до пятнадцати. У Моны, Арлена и меня были учителя, но у нашего народа нет научных журналов и публикаций. У нас есть только два переплетчика на двенадцати островах и несколько писарей.
— Что ты изучал бы, если бы мог?
— Историю культуры, — тут же сказал он. — Историю людей. Верования, и почему мы делаем нечто снова и снова. Как менялись убеждения и поведение, и как культура сохранялась при этом.
— Это поразительно, Кольм, — сказала я, не шутя. — Ты много работал. Какие источники ты используешь? Я могу некоторые знать.
— Мм, вряд ли, — сказал он. — Я нашел мало книг по теме. Остальное — мои заметки после трех лет путешествий, — его голос не переменился, не напоминал, что из-за меня он был не дома. — Я слушал музыкантов и торговцев в Виндере и Пароа, обменивался историями с Мэй, сравнивал баллады и колыбельные в разных местах… и все это вдохновило меня. У нас годами было много историков и философов, но история сохранилась в словах — в песнях, историях. Я добавил нашу литературу, но немного, — он кивнул страже у ворот, мы миновали стену Черного панциря. — Я всегда думал, что попаду как-нибудь в Самну и увижу университет.
Я вздохнула.
— Я тоже всегда туда хотела. Мы с Селено хотели. Мы думали, что на это много времени.
Но его отец умер. Его мать отравила себя. Его короновали. Мы поженились.
Озеро Люмен.
— Я слышал, вода там такая чистая, что видно дно моря, — мы приближались к ступеням дворца. — И там игуаны, что отдыхают на деревьях как птицы.
Я улыбнулась.