Создания Света (ЛП)

Если она и была против, то не показала. Она ушла от двери Селено, и другой страж встал посреди двери, большая ладонь легла на рукоять меча.

Зал был в белых знаменах, ветки березы были на стенах, их золотые листья сияли в свете огня от большого камина. В углу на арфе нежно играла девушка.

Мона отошла от придворных и приблизилась ко мне. Мой страж ушла к остальным у стены, все они расступились, пропуская.

— Добро пожаловать на день после солнцестояния, — сказала Мона.

— Спасибо, что все передвинула, — сказала я. — И спасибо за платье. Оно чудесно.

Она разглядывала меня с довольным видом.

— Цвет тебе идет, я так и знала. Приятно, что хоть кто-то не спорит из-за красивого платья.

Я посмотрела на Элламэй, спорящую с люменцем, изображающим удары невидимым мечом. Она выглядела красиво в тунике темно-зеленого цвета и серебряных штанах, ее темно-каштановые кудри ниспадали на спину, сапоги с бахромой были украшены перламутром. Валиен тоже так думал, все время улыбался ей, пока общался с придворным.

— Как Селено? — вежливо спросила Мона.

— Хорошо, — я старалась не показывать горечь от разговора. — Он отдыхает.

— Ладно, — она явно не собиралась дальше обсуждать его сегодня. Она помахала кому-то за мной. — Не стой в углу, Кольм.

Я оглянулась, Кольм подошел к нам, его щеки порозовели. Может, от работы на ветру до этого. Он был в королевском синем, как и Мона, мантия с вышивкой ниспадала до пояса, закрепленная брошью с жемчугом.

— Кольм сообщил, что ты наблюдала за «Диким индиго» днем, — сказала Мона, взяв с подноса три бокала белого вина и предложив два нам.

— Немного. Мне понравилась песня, — сказала я.

— Сегодня еще услышишь. Королевский хор готовится весь год к солнцестояниям, — она посмотрела мимо меня и чуть покраснела. — Ох, Свет. Прости, он раздражает советников.

Она поспешила к столу, где Ро энергично обсуждал что-то с несколькими придворными Люмена. Они не казались недовольными, они даже хохотали, когда Мона подошла к ним.

Кольм покрутил бокал пальцами.

— Мило выглядишь, — сказал он, его щеки порозовели.

Я отогнала темные мысли о Селено, стараясь вести себя дипломатично. Это было сложно, не хватало опыта. Но от этого зависели отношения стран.

— Спасибо, — сказала я. — У твоей сестры отличный вкус.

— Это ее сильная сторона, — он посмотрел на мантию на его плечах. — Хотя я ощущаю себя как шест с флагом в таком наряде.

— Красивый флаг, — сказала я. — Башни гордились бы тобой в ветреную погоду.

Шутка была плохой, но он все равно рассмеялся. Это прогнало остатки гнева, и я улыбнулась.

Улыбка была таким облегчением.

Он кашлянул, его улыбка стала шире, он склонил голову.

— Я… — он переминался. — Я прочел еще раз «Балладу о ныряющем зверинце».

— Что? — мои глаза расширились, я вспомнила наш разговор на пороге. — Баллада! Ныряющие игуаны! Да, да, и что там?

— Я проверил все, даже сноски, — он поднял голову, его глаза блестели. — Там нет ничего о ныряющих игуанах.

Я раскрыла рот.

— Шутишь.

— Ни разу, — он поднял руку, что-то было под его мантией. Он вытащил изящную книгу в кожаной обложке, края обтрепались, на обложке был золотистый камыш. Он протянул книгу мне.

— Это твое, — сказал он.

— Погоди, — сказала я. — Ты же сказал…

— Они не в балладе. Но я нашел книгу по истории Самны, а еще «Флору и фауну» Маглина, — за обложкой был листок с записями. — Как оказалось, они ныряют. Баллада не полная.

Я издала смешок и зажала рот рукой. Он тоже рассмеялся, придворная неподалеку растерянно оглянулась через плечо. Мы старались не мешать приятному гулу в зале.

Я с улыбкой взяла книгу и полистала ее. Книга была старой, каждая страница в старом стиле Люмена со сложными узорами по краям и смело раскрашенными животными, что скалились и улыбались. Я восхитилась черно-золотой норкой, провела пальцами по ее хвосту. Мой стиль иллюстраций не достигал такого эффекта. Я хотела скрыться в тихом месте и наслаждаться каждой страницей.

— Красивая книга, — сказала я, подняв голову. — Но мы спорили, есть ли игуаны в балладе, а не о том, что они могут нырять, — я отдала ему книгу. — Так что я в долгу.

Он растерялся.

— Это неправильно — выигрывать из-за мелочи, а не точно.

Я пожала плечами.

— Мы договорились. После пения я нарисую тебе игуану. Но покажу ее ныряющей.

Его улыбка была кривой, но искренней и яркой.

— Ты знала, что они могут плавать. Ты знала, что песня ошибается, — он вручил мне книгу. — Я буду рад плавающей игуане, но сохрани книгу как напоминание о моей ошибке.

— Нет, она твоя, — сказала я, хотя пальцы сжали обложку, и я снова подумала о рисунке норки.

— Да, — согласился он. — И я хочу отдать ее тебе. Это будет напоминать мне о том, что нужно сначала лучше исследовать, а потом спорить.

Я невольно улыбнулась, глядя на камыши на обложке.

— Ты лучший ученый, чем многие академики в наших залах дебатов. Ты смог принять идею, основанную на новом доказательстве.

Он пожал плечами.

— Нет смысла спорить с правдой. И мне все еще нравятся игуаны.